Ричард Штерн - Вздымающийся ад [Вздымающийся ад. Вам решать, комиссар!]

А что касается записи «Доктор Шмельц с супругой», то это глупое недоразумение, явно приписку сделал какой-нибудь язвительный портье. Другого объяснения я не нахожу.

О том же — Ганс Хесслер, тоже через восемь лет.

«Я ехал не быстрее, чем всегда. Езжу я осторожно и аккуратно, даже когда хозяин спешит. Не хочу хвастаться, но я образцовый водитель. Сказал бы, что каждому следовало бы вести себя за рулем так, как я.

Неподалеку от Вальдхайма я вдруг ощутил удар по машине. Какое-то животное, вероятно косуля, вдруг выскочило из темноты. Вначале я хотел увернуться, но решил, что это небезопасно, и ехал прямо.

Нам повезло, ничего не случилось, и ничего нигде не было видно. Конечно, это была косуля. Доктор Шмельц и фрау Вардайнер могут подтвердить».

О том же — Анатоль Шмельц.

«Я попрошу без измышлений и пустых догадок! Иначе подам в суд! Я только знаю, что на дорогу выбежала косуля, или большой пес, или дикий кабан. Все это подтверждают — и мой шофер, и фрау Вардайнер, которую я подвозил в Мюнхен. Мы все отлично видели.

Если у вас есть еще вопросы, прошу вас обращаться к моему юрисконсульту доктору Шлоссеру!»

Точка зрения доктора Шлоссера:

«Все совершенно ясно. Автомобиль сбил лесного зверя, выскочившего ночью на дорогу. Это подтверждают заслуживающие доверия свидетели. Историю осложняет то, что на том же поле примерно в то же время был сбит человек, по-видимому пьяный. Полиция подробно изучила оба случая, и я им оказал всяческую помощь.

Через несколько дней я даже доказательства им представил: вблизи дороги нашли мертвую косулю, чьи раны явно были от столкновения с автомобилем. Стараясь всячески помочь полиции, я позаботился об экспертизе автомобиля — „Мерседеса-300“, которым управлял герр Хесслер. Расследование не нашло никаких обстоятельств, которые могли бы бросить хоть малейшее подозрение на лиц, которых я представляю. Экспертом от дорожной полиции был лейтенант Крамер-Марайн».

— Значит, опять вопрос жизни и смерти? — Сузанна Вардайнер ободряюще улыбнулась Анатолю Шмельцу, который все протискивался сквозь толпу. — Чего захочешь ты от меня на этот раз?

— Нам нужно помогать друг другу, — шепнул Анатоль, — причем твоему мужу помощь гораздо нужнее, чем мне. Но я хочу помочь прежде всего тебе…

— Прошу тебя, Анатоль, конкретнее, — остановила его Сузанна.

— Ну ладно, ты же видишь, что делается. Знаешь про его статью.

— В деталях — нет, но общее представление имею.

— А теперь представь, что из-за нее звонил нам Борнекамп из Кельна. Ты знаешь, кто он? Понимаешь, что это значит? Этот не пощадит никого!

— И все это из-за статьи моего мужа?

— С этой статьей, по мнению Борнекампа, — а тут решает он — совершено по крайней мере три ошибки. Первая — что она вообще появилась. Во-вторых — что нам не удалось остановить ее публикацию. И в-третьих — что мы немедленно не начали кампанию опровержений. Так что, моя милая, мы все в одной лодке!

— И нужно поскорее с нее спасаться, пока эта кельнская акула не проглотила всех?

— Умница, — благодарно улыбнулся Шмельц, в котором вновь воскресла надежда на успех. — Я бы хотел, чтобы Вардайнер больше полагался на тебя.

— Петера не переделаешь, да я бы и не хотела. Но у Бургхаузена взгляд на жизнь гораздо более трезвый. Устроить вам беседу с глазу на глаз?

— Не мне, а Тиришу. Он знает все в деталях, а я бы предпочел…

— Начинаем финальный тур состязаний, — перебил его голос распорядителя.

— Я уже привык, — величественно провозгласил апостол хеппенинга Неннер, — что значительная часть общества, разумеется и полиция в том числе, меня не понимает и не признает.

— Тут вы ошибаетесь, — заметил Михельсдорф, — мы искусством весьма интересуемся!

— И не пытайтесь убедить меня, уважаемый, — махнул рукой Неннер. — От полиции я ничего хорошего не жду, и ей тоже рассчитывать не на что. Прошу иметь это в виду.

Неннеру явно доставляло удовольствие ощущать себя жертвой полицейского произвола. Но в глубине души он все-таки надеялся, что ничего о нем не знают и ничего не смогут пришить.

Тут он ошибался. Инспектор Михельсдорф, который как бульдог шел по следу неизвестного сексуального маньяка, не оставлял ничего на волю случая. И на этот раз он подстраховался не только у Рикки, хозяина дискотеки «Зеро», но и у Гамборнера из отдела по борьбе с наркотиками, специалиста по организации облав.

Инспектор Гамборнер был так же неумолим и одержим своей работой, как Михельсдорф. Он создал коллектив опытных специалистов, которые были неотличимы от хиппи, и часто добивался исключительных успехов.

Только началась беседа с Неннером, Рикки, как было велено инспектором, кинулся к телефону и набрал условленный номер. Через три минуты команда Гамборнера уже шуровала на полный ход. Сопровождали ее сотрудники в форме, перекрывшие все входы и выходы.

А еще через несколько минут, после молниеносно проведенного обыска, двух посетителей отправили на опознание, еще для одного вызвали «скорую помощь», в четвертом опознали преступника, объявленного в розыске. И наконец, нашли 50 граммов гашиша в полиэтиленовом пакетике. Не у кого-нибудь, а у Неннера!

— Этим я займусь сам! — заявил Михельсдорф.

Гамборнер кивнул, приятельски подмигнув.

— Согласен. Только не забудьте прислать нам экземпляр протокола.

Прошло минут пять, и в заведении все выглядело так, как будто ничего не случилось. Рикки поставил на проигрыватель диск «Год спустя». И посетители, среди которых на этот раз отсутствовали Манфред и Амадей, сидевшие в «Джеймс-клубе», опять азартно спорили, пили и целовались. По залу вновь поплыл сладковатый дым, поднимавшийся над заляпанными столами, переполненными пепельницами, над лохматыми головами блаженно улыбавшихся курильщиков марихуаны. И только Неннер, усаженный лицом к лицу с Михельсдорфом, тупо уставился в стол.

— Понятия не имею, как эта гадость могла попасть ко мне в карман.

— Главное, что она там была, — констатировал инспектор.

— Наверно, мне подсунули; уверяю, я настоящий художник и творческой фантазии мне и так хватает. Наркотики я презираю…

— Кто вам поверит? — на Михельсдорфа это впечатления не произвело. — У вас нашли гашиш, и немало. Достаточно, чтоб вас не только арестовать, но, может быть, и отправить на лечение в закрытую спецбольницу.

— Вы говорите «может быть»? — Неннер поймал на лету намек инспектора. Теперь он походил на перепуганного мопса. — Может быть — это значит, что может и не быть?

— Дорогой мой, — как можно мягче пояснил Михельсдорф, — у нас есть один принцип: важнейшее важнее важного. Понимаете, что я имею в виду?