Николай Лузан - Фантом

Монотонный рокот турбин перешел в рев, самолет заходил на посадку. И когда под крылом появились пригороды Москвы, а у трапа застыл молчаливый конвой с автоматами в руках, Литвин сник. Мрачная слава Лефортовской тюрьмы для него стала реальностью. В глухой, без окон комнате временно задержанных вежливые на словах и холодные будто лед в обращении надзиратели приняли его у конвоя и, как бездушную вещь, принялись осматривать и описывать. Чужие пальцы сноровисто прощупали каждую складку брюк, рубашки, а потом бесцеремонно прошлись по телу.

Хлесткая, словно выстрел, команда: «Руки за спину! Вперед!», вывела Литвина из оцепенения и подтолкнула к заградительной решетке. Лязг запора еще раз напомнил, что все происходящее не кошмарный сон, а жестокая действительность. С трудом передвигая непослушные ноги, он брел по лабиринту коридора. Безликие серые стены угрюмо смотрели на него темными глазницами смотровых окошек на дверях камер, а зрачки видеокамер цепко стерегли каждое движение.

В очередной раз прозвучали команды: «Стоять! Лицом к стене!».

Скрежет ключа в замке и новая команда: «Заходите!», подтолкнула Литвина в спину.

Он вошел в камеру и оказался в каменном мешке. Через забранное плотной металлической сеткой оконце сочился слабый дневной свет. Его растерянный взгляд метался между крохотным столом и табуретом, крепко привинченными к полу, раковиной, парашей в углу и кроватью, застеленной синим армейским одеялом. Вывел Литвина из оцепенения лязг запора, и особенная лефортовская тишина навалилась на него. Она плющила волю, мысли, а время в этих безликих стенах словно остановилось. Он присел на табурет и оцепенел. Скрежет ключа и лязг запора заставили его встрепенуться. Литвин поднял голову. Перед ним, в сером провале, возникли три фигуры: впереди стоял спортивного вида человек лет пятидесяти пяти, с властным лицом, за его спиной находились надзиратель и генерал Сердюк.

Литвин исподлобья стрельнул по ним взглядом и остановился на неизвестном. Тот вошел в камеру и представился:

— Генерал-полковник Градов.

Вслед за ним зашли Сердюк, а потом надзиратель с двумя стульями, оставив их у двери, он покинул камеру.

— Анатолий Алексеевич, присаживайся, у нас с гражданином Литвиным будет долгий разговор, — пригласил Градов.

Литвин ожог их ненавидящим взглядом, и в нем мутной волной поднялась ненависть к ним. Градов не спешил начинать разговор и, словно примеряясь, прошелся изучающим взглядом по нему. За восемь часов, прошедших с момента ареста, Литвин сильно сдал. В осунувшемся с посеревшим лицом человеке с трудом можно было узнать пышущего здоровьем и уверенного в себе подполковника. Его озлобленный взгляд сверлил генералов и не сулил легкого разговора.

«Ненависти и злобы у тебя хватит на двоих. Ну, ничего, рано или поздно здесь и не такие, как ты, становились шелковыми», — был уверен Градов в исходе поединка и начал разговор с дежурного вопроса:

— Гражданин Литвин, вы ознакомились с содержанием предъявленного вам обвинения?

— Я требую адвоката! Я… — сорвался он на крик.

— Это ваше законное право. Только не надо кричать, мы не из глухих. Предлагаю вам неформальную беседу, она может иметь для вас важные последствия. Это последний ваш шанс облегчить свое положение.

Литвин осекся и, подавшись вперед, спросил:

— Вы предлагаете сделку со следствием?

— Честное сотрудничество. В этом случае вы можете рассчитывать на смягчение приговора.

— Смягчение? Нашли дурака, самому себе петлю на шее затягивать! Ну уж нет! — отрезал Литвин.

— Своим таким поведением вы ее только туже затянете, — пытался убедить его Градов.

— Только не надо меня пугать! Все ваши обвинения высосаны из пальца! Из меня шпиона вам не получиться сделать! Ну и что, что диск! Пол-академии их по карманам таскает!

— Гражданин Литвин, не стройте иллюзий! Мы знаем о вашей шпионской деятельности все!

— Ха-ха, — наигранно хохотнул Литвин. — Со мной этот номер не пройдет!

— Я повторяю нам известно все! Каждый ваш шаг! — заявил Градов и, рассчитывая следующим ходом сломить волю Литвина к сопротивлению, достал из папки фотографию, где тот был заснят со Скоттом, и положил на стол. Литвин скосил глаза и изменился в лице.

— Это кадровый сотрудник ЦРУ — Дэвис Скотт! — не давал ему опомниться Градов. — Специализируется на агентурной разработке. Через вас он рассчитывал получить секретные материалы по «Тополю». Мы их нашли в тайнике вашего гаража…

— Хватит! Хватит! — взвизгнул Литвин и, схватившись руками за голову, закачался, как китайский болванчик.

Градов и Сердюк рассчитывали, что после такого потрясения Литвин не станет больше запираться и, спасая себя, перейдет к торгу. Они не ошиблись: смахнув с лица пот, Литвин выдавил из себя.

— Э-э, я встречался с Куртом, этим вашим Скоттом. Он предлагал деньги и работу на них, но я отказался. Я понимал, чем это попахивает и…

— Литвин, перестаньте выкручиваться! — перебил Градов.

— Я… Я не вру! Я отказался!

— Отказались?! А как понимать ваше электронное сообщение Майклу? Вы предлагаете ему провести встречу в субботу и напоминаете о гонораре? Как?

— Я-я… не шпион, — потерянно мычал Литвин.

— Насколько нам известно, вы статьи для «Нью-Йорк таймс» не пишите, а ваши записи и копии секретных документов никак нельзя отнести к литературным творениям. Это — чистый шпионаж, гражданин Литвин! — загонял его в угол Градов.

Предатель поник, и его голова безвольно упала на грудь. Прошла минута, за ней другая, и он чужим голосом выдавил из себя:

— Я все напишу!

— Анатолий Алексеевич, дайте ему бумагу и ручку! — распорядился Градов.

Сердюк открыл папку и положил на стол стопку бумаги и ручку. Литвин пододвинул к себе лист и, прежде чем начать писать, спросил:

— Мне это зачтется?

— Чистосердечное признание облегчит вашу вину. Я повторяю, чистосердечное! — напомнил Градов.

— Я-я, все расскажу, — выдавил из себя Литвин, и его дрожащая рука вывела первые буквы.

Неровные, вкривь и вкось, строчки легли на лист бумаги. Через час Градов читал покаянное его заявление. Искренностью в нем не пахло. Литвин пытался смягчить свою вину, переложить ее и на американскую разведку. Заканчивалось оно, как и у большинства других предателей, «желанием искупить свою вину». Прочитав последний лист, Градов передал заявление Сердюку и сухо произнес:

— Гражданин Литвин, хотел бы вас предостеречь: вы уже одну ошибку совершили, не совершайте вторую — не пытайтесь ловчить и будьте до конца откровенны.

— А если я буду работать по вашему заданию, мне это зачтется? — цеплялся за последнюю «соломинку» Литвин.

— Мы подумаем, — холодно ответил Градов.