Александр Чагай - Каро-Кари

– Лучше бы таких в дом не пускать.

– Я бы и не пускал, – неожиданно резко бросил Идрис и тут же предложил: – Давайте выйдем, есть деликатный разговор.

Они вышли на крыльцо. Идрис покашлял, потер подбородок, не зная, как начать. Явно он собирался сообщить что-то важное, то, что не осмеливался сказать дома. Может, опасался, что там могут быть подслушивающие устройства…

– Не хотел говорить там, – наконец начал хозяин, – Хамилла могла вернуться, услышать… – Он провел ладонью по лбу, смахивая капли пота. – В общем, хорошо, что сегодня вы пришли один, без вашего приятеля. Он компрометирует Хамиллу. Понимаете? Смотрит на нее… Это неприлично. Так нельзя. Моя жена не давала повода. Я говорю это, потому что у нас дружеские отношения. Предупредите его. Я не хочу видеть его у себя.

Ксан был ошеломлен – с таким напором и яростью говорил пакистанец. Он долго подбирал слова для ответа и Идрис недовольно сдвинул брови.

– Уважаемый Идрис, а вы не допускаете, что вам это могло показаться? Леонид молод. Он засматривается на женщин, но убежден, что ваша супруга вне всяких подозрений…

– Я доверяю Хамилле и уверен в ее честности. Но это не меняет дела. Она сама меня попросила… Видите ли, внимание со стороны вашего коллеги слишком назойливое. Я знаю, что многие останавливают свой взор на моей жене. И дипломаты, и наши пакистанские знакомые, но никто не делает это так демонстративно и бесстыдно, как господин Леонид. Поэтому я отказываю ему от своего дома. Можете обещать, что он здесь больше не появится?

– Вам достаточно перестать приглашать его, – уклончиво ответил Ксан, а про себя подумал: «Он прав, нечего удивляться. Другой на его месте двинул бы Леньке в зубы и был бы прав. А этот обратился ко мне. Весьма политкорректно. Не хочет портить отношений с посольством. Вполне нормальный подход».

– Мне очень жаль, Идрис, что вам пришлось заговорить со мной об этом. И я сделаю все, чтобы больше вам не пришлось этого делать. Я верю в нашу дружбу и не хочу, чтобы ее омрачали какие-либо подозрения или недомолвки. И очень ценю то, что вы со мной говорите откровенно, без обиняков.

Идрис сжал руку Ксана и удержал гостя, когда тот уже открывал дверцу автомобиля…

– Раз зашла речь о дружбе… Тогда еще одно… Я тронут, это честь для меня. И не думайте… В общем, ни я, ни моя супруга не знаем чего-то, что помогло бы в поисках убийцы Хисратулова… Но я слышал кое-что другое, то, что, возможно, окажется очень важным… Хотя не знаю, насколько это соответствует действительности… Не исключаю, что это просто слухи, которые иногда до меня доходят… От разных людей… Ни на чем не основанные… но…

– Что за слухи? – встрепенулся Ксан, который почувствовал: информация Идриса может оказаться действительно серьезной.

– О том, что покушение на Ваху – не случайность. Что причины этого могли носить не только личный характер. Что за этим могут последовать теракты, направленные против других российских граждан и против российского посольства. Может, за этим ничего не стоит, но кто знает… Я не мог не сказать.

– Да, это важно. Вы не представляете, насколько. Я ценю ваше расположение и ваше стремление поддержать нас в трудную минуту. – Ксан прижал руку к груди в знак уважения и благодарности. – Мы в посольстве не теряем бдительности и, конечно, учтем ваше предупреждение. Но хотелось бы знать поконкретнее, от кого исходит угроза.

– От кого… – Тут пакистанец запнулся и договорил через пару секунд: – Этого я не могу сказать. Берегите себя.

В тот вечер стемнело рано. Начинался сезон зимних муссонов, и первая «ласточка» вот-вот должна была прилететь. Через Маргаллу перевалили ватно-серые тучи, пока еще не плотные, клочковатые, но закрывшие весь горизонт. Желающие полюбоваться красками заката – а здесь они представляют изумительное зрелище – лишились такой возможности. Собирался дождь. Он то накрапывал, то переставал, словно напоминая о грядущей опасности. Бегите, прячьтесь, не то, когда я разойдусь и стану колошматить по вашим спинам, никому мало не покажется.

Аллеи посольства опустели. Дети не бегали в лаймовом саду, не лазали по деревьям, никто не играл в настольный теннис и бадминтон. Поверхность бассейна покрылась рябью, под порывами ветра жалобно скрипели брошенные шезлонги.

По опыту Ксан знал, что муссон может «раскачиваться» достаточно долго и, скорее всего, примется хлестать под утро, когда трудовой и служивый люд, проклиная забавы природы, потянется на работу. А пока пустое посольство было ему на руку. Приехав сюда после разговора с Идрисом и Хамиллой, он хотел побеседовать с Шантарским, не опасаясь больших ушей пакистанской «наружки». Были, конечно, и в городе относительно безопасные места, вроде «Пак-Кабули», но их не следовало посещать слишком часто, чтобы не примелькаться.

Ксан устроился на скамейке, укрытой развесистым платаном, и принялся ждать. Леонид должен был подойти с минуты на минуту. Неожиданно он услышал, как рядом кто-то разговаривает. Еще несколько человек не испугались подступавшей непогоды и захотели пообщаться в укромном местечке. Неподалеку от скамейки, которую облюбовал Ксан, находилась беседка, окруженная густым, почти непролазным кустарником. Со стороны бассейна туда вела узенькая тропинка, которой могли воспользоваться те, кто не боялся колючек буйно разросшегося барбариса.

Голоса были женские, и Ксан быстро определил, что они принадлежали продавщице посольского магазинчика Стелле Лебедевой, бухгалтерше Раечке Куреневой и Микаэле. Разговаривали о любви и сексе. Ксан однажды подумал, что наподобие сериала «Секс в большом городе» можно было бы снять не менее смотрибельное отечественное «мыло» – «Секс в большом посольстве». Ясное дело, в Вашингтоне или Дели посольства крупнее, но и здесь, в Исламабаде, проживают и трудятся около ста человек. А мысли и желания – те же.

Стелла была женой сантехника. Лицо простоватое, зато фигура отменная. Куренева – крупная, некрасивая. Тоже замужем, за инженером посольства. Помимо бухгалтерских дел она увлекалась приготовлением разного рода полуфабрикатов: пельменей, котлет и блинчиков – которые на ура расходились через магазин. Бухгалтерша и продавщица успешно делили выручку.

В магазин постоянно захаживали сотрудники посольства, и заводить знакомства было легче легкого. Лебедева и Куренева были охочи до мужиков и не разделяли женатиков и холостяков. Но последним все же отдавалось предпочтение. Стелла и Рая лелеяли надежду бросить своих благоверных и выскочить замуж за дипломатов. Новый статус, другое качество жизни… Случаев таких в российских посольствах было немало. Главное – правильно определить жертву, заманить и окольцевать. Куреневой нравилось еще одно словечко – «освежевать», в который она вкладывала свой, особый смысл. «Освежевать и окольцевать», со вкусом повторяла она.