Александр Чагай - Каро-Кари

– Помните, – сказал Старых, – сюда приезжала делегация нашего Комитета афганцев, они разыскивали могилы советских солдат, погибших в 1985 году, во время восстания в Бадабере?

– Ну, да, – заинтересовался Харцев. – Героическое восстание военнопленных, захваченных моджахедами. Их держали в жутких условиях, избивали, измывались, почти не кормили, вот они и взбунтовались.

– Это страшная страница. Ненавижу этих сволочей, чтоб их! – неожиданно выругался Талдашев. – Пакистанцы и бандиты Раббани и Хекматиара расстреливали наших ребят из пушек и гранатометов, из реактивной артиллерии. Бомбили с самолетов. Убивали практических безоружных. Но наши не сдались. Подорвали склад боеприпасов и себя заодно.

– Вы что-то разволновались, Бахыт Бахытович, – удивился посол. – Все-таки это было так давно… Эта страница закрыта.

– Для меня не закрыта, – глухо произнес Талдашев. – Для меня она никогда не будет закрыта.

– У Бахыта Бахытовича там сын погиб, – пояснил Старых. – Могилы нет. Как и других. Некого было хоронить. Тех, кого не разорвало на куски во время взрыва, душманы подорвали гранатами. Потом долго оторванные руки, ноги, уши, пальцы находили. Но никого не хоронили. Ни пакистанцам, ни афганцам этого не надо было. Позже, уже в в конце 90-х, ветераны-афганцы пытались отыскать какие-то останки, но тщетно. Время прошло.

– Как это все-таки ужасно. – посетовал Харцев. – Примите мои соболезнования, Бахыт Бахытович.

Талдашев склонил голову в знак признательности.

– М-да, – буркнул Старых, – много «хорошего» было в наших отношениях с паками. Но вернемся к настоящему. Когда в Бадабер ездили «афганцы», гарантии безопасности поисковой группе давал Файаз Амин. Наряду с пакистанскими военными и ОРУ, естественно. Просто силовики, как все мы знаем, в Зоне расселения племен мало что контролируют. А Бадабер и прилегающие земли входят в район влияния Файаза. С ним тогда встречался Ксан. Знакомство отвращения не вызвало. Так?

– Так, – кивнул Ксан.

– Это замечательно! – обрадовался Матвей Борисович. – Значит, можно наведаться к нему еще раз и разузнать, как все есть на самом деле. Оперативно. Можно?

– Может, и можно, – задумчиво произнес Старых. – Но…

– Прошу прощения, что перебиваю, – вклинился в беседу Талдашев. – Я бы не стал полагаться на Файаза. Я ему никогда не верил. И сейчас не стану верить, что бы он ни пообещал.

– А вы что… тогда… тоже ездили в Бадабер? Вместе с Ксаном?

– Вместе с господином Ремезовым я никуда не ездил и ездить не собираюсь. – Талдашев бросил недружелюбный взгляд в сторону Ксана. – У афганцев, как у всех восточных народов, родственные чувства развиты сильнее, чем у русских или европейцев. Обиды, нанесенные родственникам, они не прощают. Убийство кого-то из них– тем более. Не надо мечтать о том, что племянник забыл о том, как мы поступили с его дядей. Он всегда будет об этом помнить и при первом же удобном случае подложит нам свинью.

– Резонно, – заметил Старых. – Но в поисках захоронений Файаз нам помогал.

– Начнем с того, что он сам брал в плен наших солдат. Раненых добивал, отдавал пакистанцам. Ну, помогал потом в поисках. Для него это был тактический ход. Мы про многие тергруппировки знаем, про их планы, установки, политическую ориентацию. А про Файаза не знаем ничего. Темная это лошадка. И пакистанские военные к нему с большим недоверием относятся.

Все внимательно слушали офицера безопасности, к которому привыкли относиться снисходительно, как к пожилому бездельнику, добившемуся синекуры и мало что смыслящему в реальной политике. А сейчас он пытался показать себя с другой стороны.

– Пакистанские военные – это Первез Шуджа, правильно? – уточнил Алексей Семенович. – Другими контактами, насколько мне известно, вы не располагаете.

Талдашев тяжело задышал.

– И конкретными фактами тоже не располагаете. А на одних эмоциях далеко не уедешь… Естественно, ваше мнение мы учтем и будем действовать с большой осторожностью. По правде говоря, я вообще бы не рисковал и отменил пешаварскую инаугурацию… Все как-то слишком замысловато, заковыристо. Перенес бы в Исламабад.

С этими словами резидент изобразил на листе бумаге еще несколько загогулин.

– В Исламабаде совсем не тот эффект будет. Здесь такие мероприятия пачками проводятся. А тут – русские в Пешаваре! Какой будет резонанс! Да и общество пешаварские бизнесмены учреждают. Неудобно их в столицу тащить. Мы боимся. А они не боятся?

– Резонанс, конечно, будет, – не возражал Алексей Семенович. – Но если что-то пойдет не так, мы этому резонансу не обрадуемся.

– Вы все рисуночки рисуете… – сердито отреагировал посол. – Занятно у вас выходит. Прямо абстракционизм. Или кубизм. Не разберешься.

– Как и в нашей ситуации. Сдается, что она гораздо сложнее, чем нам кажется.

– Вот и разберитесь в ней, – начальственно произнес посол. – Это ведь по вашей части. Направляйте к Файазу Ремезова, пусть поработает. А мероприятие, мы, конечно, отменим, если увидим, что без этого не обойтись. Успеется. Вам на поездку трех-четырех дней достаточно? – обратился он к Ксану.

За Ксана ответил Старых:

– С учетом всех согласований не меньше недели.

– Все равно успеем. – Матвей Борисович явно воспрял духом. – Надо не сиднем сидеть, а работать, тогда все получится. Согласны?

Все понимали, что от их мнения уже ничего не зависит.

После совещания Старых попросил Ксана зайти к нему.

– Ваша взаимная неприязнь с Талдашевым бросается в глаза. Посольство – не то место, где можно и нужно сводить счеты. Людей у нас мало, каждый на виду, и от каждого что-то да зависит. Враждовать для нас – непозволительная роскошь.

– Талдашев – лентяй и врун, – сухо сказал Ксан. – Он живет в свое удовольствие, набивает мошну и помыкает дежурными комендантами. И их женами.

– Слышать не хочу об этих сплетнях! – вскипел резидент. – Ты еще будешь мне рассказывать, кто с кем спит. Сам знаю…

Ксан не стал спорить, но выражение его лица было весьма красноречивым: «Вы начальник, вам – решать. Я лишь высказываю свое мнение. Вам на него наплевать? Ну и пожалуйста». Вслух он сказал:

– Есть реальность, нравится нам она или нет, но мы живем именно в ней. Согласен, что до конфликта дело доводить не стоит… Только вы скажите это Талдашеву. Он же меня подставил в этой истории с Мичко и Караваевым. Вместо того, чтобы спасибо сказать. Сегодня на совещании тоже вылез, чтобы показать, будто он что-то знает и что-то соображает. Кстати, кто этот Первез Шуджа?

Старых усмехнулся, словно говоря: «И ты не все знаешь, дружок».

– Сейчас – генерал, а во время восстания в Бадабере был капитаном. Тогда они оба с Талдашевым потеряли сыновей. Сын Бахыта Бахытовича был заключенным, возможно, в Бадабер его доставил этот самый Файаз Амин. Он участвовал в восстании. А сын Шуджи был среди тех, кто восстание подавлял, и тоже погиб. Может, они друг друга прикончили. Но оба были честными солдатами. В отличие от Файаза, который торговал пленными. Да-да, за каждого русского ему хорошо платили.