Александр Чагай - Каро-Кари

– Как хорошо, что ты пришел. Я тебя ждала.

Ксан кашлянул, поборол желание сделать то, что сделал бы на его месте любой нормальный мужчина, и отстранился.

«Надо рубить сплеча, – настраивал он себя. – Нечего тянуть резину и менжеваться».

– Я пришел сказать, что у наших отношений нет будущего.

Произнес это и тут же почувствовал к себе непреодолимое отвращение. «Ну и сказанул. Официально и церемонно. Если у девчонки были какие-то сомнения на твой счет, теперь она точно пошлет тебя куда подальше. Собственно, это мне и нужно».

– Я в том смысле… – начал растолковывать Ксан, но Микаэла перебила.

– Не надо насчет «смысла».

Отошла к дивану, уселась и с усмешкой посмотрела на Ксана. Правда, усмешка эта не отличалась ни иронией, ни язвительностью, словно и не было дурацкой фразы, которую выпалил Ксан. Ей было смешно смотреть на взрослого мужчину, который придумывает разные отговорки, лишая себя обыкновенных радостей жизни.

– Конечно, у наших отношений нет будущего, – ласково сказала она, глядя на Ксана. – Потому что отношений нет. И не будет, раз ты этого не хочешь. Это тебя устраивает? Никаких отношений? Так?

– Так… – неуверенно пробормотал Ксан, чувствуя, что ему расставляют ловушку. Но что он мог возразить? «Отношения» ему и впрямь были не нужны. Он прямо в этом признался.

– Тогда иди ко мне, глупый. Ничего не бойся. Не будет никаких проблем. Прости, но я очень тебя хочу. До сумасшествия.

Она поднялась и быстрым движением стянула с себя футболку.

Ксан и дыхание не успел перевести, как Микаэла схватила его за руку и потащила в спальню. Такая стремительность заставила его невольно улыбнуться, и Микаэла тут же обрадовано заметила:

– Слава богу, ты улыбаешься, уже не каменный истукан!

Они любили друг друга, потом разговаривали.

– Тебе – двадцать семь, мне – сорок два, разница – пятнадцать лет, – принялся вычислять Ксан. – Большая разница…

– Большая разница! – передразнила его Микаэла. – Хорошая разница. Очень хорошая! Мне нравится. Или ты предпочитаешь старых теток?

– Нет, – развеселился Ксан, – я предпочитаю молодых теток.

– В твоем возрасте это нормально, – промурлыкала Микаэла.

– Какой такой мой возраст? – сурово спросил Ксан.

– Пожилой…

– Сейчас ты увидишь, какой он «пожилой»! – Ксан схватил подушку и принялся грозно ею размахивать, собираясь атаковать. Но долго собирался, потому что Микаэла контратаковала с помощью диванного валика, и спустя минуту Ксан сдался. Он был распластан, и она нависла над ним, придавливая его руки. Ее груди касались его груди и в этот момент он почувствовал, что по-настоящему счастлив. Это был один момент, но он стоил того.

Микаэла не пошла в посольство, сославшись на плохое самочувствие и сильную головную боль. Они провели вместе весь вечер. Снова любили друг друга, снова разговаривали.

– Что ты делала, ну, до того, как приехала в посольство?

– Заинтересовался моей биографией? – с некоторым ехидством прокомментировала Микаэла. – А это прямой путь к «отношениям», которые тебе совершенно не нужны.

– Ладно, прокололся. И все-таки?

– Ничего особенного в моей жизни не было. Родители – самые обычные. Учителя в школе. Отец преподает математику, мать – историю. Представь, как трудно мне было учиться! Они ведь определили меня в свою школу, чтобы я была под присмотром. Так они выражались. С тех пор я ненавижу это слово – «присмотр». И если бы еще какие-то поблажки делали! Так нет же. Чуть что – замечание, чуть что – «пара». Воспитание чувств. Чтобы не подумали, что я у них в любимчиках по родственному признаку. Но я выдержала все это безобразие, школу закончила, экзамен этот жуткий сдала, как могла. Ни плохо, ни хорошо, так, средне. Никакого призвания в себе не ощущала и пошла в мидовский колледж. Одна девчонка из нашего дома посоветовала. Два года учишься, потом едешь в загранку машинисткой или даже завканцем. Зарплата нормальная, и главное – шанс выскочить замуж за дипломата. Обеспеченная семья и абсолютно ясная жизнь, до самой смерти.

Одна командировка, потом пересидка в центре, потом – другая… Все четко и просто, никаких неожиданностей. Свои дети, посольские кумушки, проблемы – в каком посольстве школа поприличнее…

– Ну и как? Мечты сбываются?

– Пока нет.

– Не отыскался достойный дипломат?

– Не отыскался, – рассмеялась Микаэла. – Зато «недостойных» пруд пруди.

– Может, еще сыщется.

– Может быть, – рассеянно произнесла девушка. – Вот мы расстанемся, и я возобновлю поиски.

– Знаешь, – брякнул Ксан, – а мне уже не хочется расставаться.

– Мне тоже, – грустно призналась Микаэла.

Мастерская Гриши Биринджана занимала подвальное помещение в одном из жилых корпусов посольства. Разнокалиберное электронное оборудование, еще действующее и уже вышедшее из строя, проявочная лаборатория. С натянутых под потолком веревок свисали фотопленки. Гриша цифровую технику освоил, но горячо любил прежнюю, пленочную. Настоящие, высокохудожественные снимки можно делать только по старинке – в этом убеждены истинные фотохудожники, к которым Гриша относил и себя самого. Он был подлинным ценителем – подобно тем эстетам, которые наотрез отказываются слушать музыку с CD-дисков, предпочитая старый добрый винил. Разумеется, всякие протокольные мероприятия Гриша щелкал цифровиком, но для «штучного производства» обязательно брал пленочный «найкон» или «кэнон». Он душу вкладывал в фотографии местной природы, гор и лесов, по-азиатски суматошных городских улиц. Особым увлечением было создание фотопортретов – сотрудников посольства и пакистанцев, людей с улицы.

Целый угол Гришиной мастерской пришлось освободить, чтобы найти место для волшебного фонаря. Склонившись над этим устройством, Биринджан тщательно проверял все крепления, механизмы.

В пылу работы он не сразу услышал, как скрипнула дверь, и в образовавшемся просвете замаячила широкая физиономия Сени Модестова. Сеня вежливо поздоровался. При необходимости он держался интеллигентно.

– Серьезная машина. – Сеня похлопал по чугунной станине.

– Оригинальная система линз, мощный источник света, – восторженно откликнулся Биринджан. – Можно оптический театр устраивать, как в старину.

– Лет сто назад сделана?

– 1892 год, – гордо уточнил Гриша. – Английская работа. Такие приборы называли «фенакистископами». Это от греческих слов «фенакс» – обманщик, и «скоп» – смотреть. На ось насаживается вращающийся барабан, который позволяет показывать серию быстро сменяющихся изображений. При желании можно и кино продемонстрировать. А изначально… – Гриша наслаждался возможностью поделиться своими знаниями, – идея волшебного фонаря принадлежала иезуитскому монаху Афанасию Кирхену. Еще в 1646 году он дал первое описание этого устройства.