Александр Чагай - Каро-Кари

Хамилла рассеянно чертила пальцем замысловатые узоры на плече Шантарского.

– Не уверена, что удастся.

– Мне придется решить кое-какие вопросы, но все можно устроить.

– Ты не понял, – с печалью произнесла Хамилла. – Можно скрыться от людей, но не от прошлого. Оно постоянно напоминает о себе.

– Это все? – спросил Ксан.

– Все. – Шантарский опустил голову.

– Тогда подведем итоги. Ты достиг поставленной цели. Затащил в постель женщину, которая для нас во многом остается загадкой. Ради этого пожертвовал своей работой. За которую, между прочим, деньги получаешь. Тебе платят не за то, чтобы ты влюблялся. Тебе никто не запрещает лечь с женщиной в койку. Если для дела. Ну, классная телка, ну и что? Она известная фигура среди местных чеченов. Через мужа – выход на бизнес, на торговые круги. Представляешь, какие суммы там крутятся. А потом они куда уходят? Куда? Откуда нам знать? Может, в Чечню, на подпитку бандформирований. А ты романсировать взялся, обаяшка…

– Может, нам это будет полезно! – в отчаянии предположил Шантарский. – Может, она выведет нас на убийцу Вахи.

– Вот ты уже заговорил по-другому. Переспать с девушкой, чтобы завербовать ее, использовать, это по-нашему.

Этому никто не удивится. Цинично и оправданно. Такая версия и Старых устроит, и центр. О твоих внутренних метаниях я умолчу. Для тебя это единственный вариант, спасительный вариант. Согласен?

– Хамилла не обязательно должна быть нашим агентом, но она может стать нашим союзником, – устало произнес Леонид. Он сам не верил своим словам. – С ней надо работать.

– Насчет «работать» – однозначно. А в остальном, – Ксан похлопал Леонида по плечу, – лучше не строить воздушные замки, а видеть все как оно есть. Для здоровья полезно. Заводи, поехали.

Шантарский включил двигатель, и машина тронулась.

– Кстати, как ты думаешь, почему они отказались приехать в Пешавар, на нашу схузу?

– Ну, как отказались… Идрис прислал вежливое письмо, сослался на то, что у него переговоры с партнерами по бизнесу. А Хамилла подтвердила. Сказала, что без него ей ехать неудобно. У тебя какие-то сомнения?

– Возможно, они просто не захотели рисковать – Пешавар сегодня не самое спокойное место в Пакистане. – Ксан толкнул Леонида в бок. – Не Скарду.

Шантарский кисло улыбнулся. Сравнение ему не понравилось, но, главное – отношения с приятелем были восстановлены. Во всяком случае, ему так казалось. Он был бы удивлен, узнав, что сразу по приезде в Пешавар Ксан позвонил в посольство Марату Логия.

Большая часть российской делегации разместилась в лучшей пешаварской гостинице «Перл континентал». Но самые важные и почетные гости (посол, Ивантеева, Старых) по личному приглашению Факра Бодлы поселились в его особняке. Вечером в день приезда предприниматель закатил роскошный прием. Помимо дипломатов присутствовали местные бизнесмены, организаторы Общества дружбы, журналисты, ученые и политики. В толпе приглашенных сновал Сеня Модестов, которому полагалось быть на подхвате. От Ивантеевой не отставал аккомпаниатор, которому было немного не по себе в незнакомом обществе. Он мало что из себя представлял – невзрачный коротышка, нос картошкой. Все много ели, пили, громко смеялись, словом, чувствовали себя прекрасно.

Факр Бодла был не стар (не больше пятидесяти), элегантен, заботился о своей внешности. Черные, с еле заметной сединой волосы блестели от геля, усы тщательно расчесаны.

– Ежегодный оборот моей компании, – хвастал бизнесмен, – пятьсот миллионов долларов. Пятьсот миллионов, господа! И за это – спасибо России. Когда я наладил поставки из вашей страны сжиженного газа…

– Ай-яй-яй, мистер Бодла! – укоризненно покачал головой Матвей Борисович. – Только о своей выгоде и думаете. Деньги да деньги. А где высокие побуждения, любовь? Любовь где, мистер Бодла?

– Вы правы, ваше превосходительство. – Отвечая послу, Бодла пристально посмотрел на Ивантееву. – Высокие побуждения должны быть на первом месте. – Он улыбнулся певице, отчего та залилась румянцем и улыбнулась в ответ. – Но чтобы испытывать такие замечательные чувства, как любовь, нужно хорошо кушать, господин посол. Какой прок от голодного и нищего? Он не сможет толком любить ни родину, ни женщину. О куске хлеба с маслом будет думать.

Все захохотали. Отсмеявшись, Бодла подошел к Ивантеевой и принялся ухаживать за ней, не скрывая своих намерений.

– Я поражен вашей красотой, мадам. – Певица порозовела еще больше, глаза ее призывно сверкали. Бодла склонился, попытался поцеловать руку, но Ивантеева ее шаловливо отдернула. Жеманно произнесла:

– Вот уж не знала, что пакистанские мужчины столь галантны. Я слышала, у вас женщин презирают, держат взаперти.

– Среди наших женщин нет таких, как вы, – заявил Бодла. – Райскую птицу не удержать под замком, ею можно лишь восхищаться, втайне рассчитывая на снисхождение божественной дивы.

Лесть была груба, но Ивантеева отнеслась к сказанному благосклонно.

– Неужели я так красива?

Бодла усмехнулся в кончики усов:

– Несомненно. Многие годы я собираю драгоценные камни: изумруды, рубины, гранаты… У меня огромная коллекция, это самое ценное, что у меня есть. То есть, я прежде так думал. Но теперь…

– Что теперь? – кокетливо уточнила Ивантеева.

– Нет других таких изумрудов, как ваши глаза. Цвет моих рубинов не сравнится с сочным цветом ваших губ… И я не сомневаюсь в превосходстве ваших розовых топазов – хоть я их пока не видел – над моими скромными камнями, в изяществе вашего несравненного пурпурного граната…

Ивантеева была смущена и польщена одновременно.

– Ох. Что вы такое говорите?

– Я не болтун, мадам. – Бодла элегантно поклонился и щелкнул каблуками. – Моя коллекция наверху. Надеюсь, вы окажете мне честь и бросите на нее свой восхитительный взгляд.

К этому времени посол и Старых уже удалились. Завтра предстоял день не из легких, надо было выспаться. Аккомпаниатор же весь вечер тихо выпивал и полностью потерял представление о времени и пространстве. Слуги отнесли его в автомашину и отправили в гостиницу. Там коридорный доставил беднягу в отведенную ему комнату. Он рухнул на постель, уткнулся в подушку и горько заплакал. Аккомпаниатор давно и безответно был влюблен в певицу и каждое новое ее увлечение переживал, как подлую измену.

…Поддерживая певицу под локоток, Бодла помог ей подняться по лестнице. За ними с затаенной обидой наблюдал Модестов – последний, кто оставался в обеденной зале. Затем и он отбыл в гостиницу и подобно аккомпаниатору долго не мог заснуть, ворочался с бока на бок, мучаясь от ревности. Но подушку слезами не поливал. В конце концов, он молод и не станет сильно переживать из-за старой «мочалки». Найдет себе юных и обворожительных наяд. Вроде Микаэлы. С этой мыслью Модестов крепко заснул.