Грэм Грин - Ведомство страха

– Хотите чаю?

– Да. Я немножко устал.

– Раздобудьте ему чаю, Бивис, и печенье… или кекс.

Он не стал ничего больше спрашивать, пока не вернулся Бивис, но, когда Роу протянул руку, чтобы взять кусок кекса, толстяк заметил:

– Боюсь, в этом нет настоящих яиц. Вам, наверно, испекли кекс дома? Купить его вы не могли.

Роу, не задумываясь, ответил:

– Да я же его не покупал, я его выиграл… – он осекся. – Какая чушь! Я сказал, не подумав. – Чай его подкрепил, – Тут у вас неплохо обходятся с убийцами.

– А вы постарайтесь побольше вспомнить.

– Я помню: много людей сидят кружком в комнате, потом свет гаснет… А я боюсь, что кто-то подкрадется ко мне сзади, ударит ножом или задушит. И чей-то голос… не помню ни единого слова. А потом лампы зажглись, и какой-то человек лежит мертвый. Наверное, это то, что, по-вашему, сделал я. Но я не верю, что это правда.

– А вы могли бы вспомнить лицо убитого?

– Думаю, что да.

– Дайте дело, Бивис.

В маленькой комнате становилось жарко. На лбу полицейского бисером выступил пота маленькие светлые усики стали влажными.

– Если хотите, – предложил он Роу, – можете снять пиджак. – Он снял свой и остался в жемчужно-серой рубашке с серебряными ободками, подтягивавшими манжеты.

Бивис принес и положил на стол бумажную папку.

– Посмотрите эти снимки, там вложены и отдельные фотографии, может, среди них вы найдете убитого.

Полицейская фотография – как карточка на паспорте: одухотворенность, которая скрашивает грубые, пошлые черты, не может быть поймана дешевым объективом. Очертания – форма носа и рта – ваши, и все же вы протестуете: это не я.

Роу машинально листал страницы. Он не мог поверить, что жизнь его текла среди таких людей. Только раз он на миг усомнился, что-то шевельнулось в его памяти при виде неподшитой фотографии человека с зализанной прядью на лбу, карандашом на зажиме слева и бегающими глазками в сетке морщин – глаза прятались от слишком яркой лампы фотографа.

– Знаете его? – спросил полицейский.

– Нет. Откуда? Кто он, лавочник? На секунду лицо показалось знакомым, но нет, я его не знаю.

Он стал листать дальше. Подняв как-то глаза, Роу увидел, что полицейский снова вытащил руку, – он явно потерял интерес к происходящему. Фотографий в папке осталось совсем немного, и вдруг Роу увидел то самое лицо: широкий лоб, темный костюм делового человека, а за ним, теснясь в памяти, из подсознания вырвалось множество других лиц.

– Вот! – сказал он и откинулся на спинку стула, чувствуя, что все вокруг завертелось и его мутит.

– Ерунда! – сказал полицейский. Сердитый голос едва достигал его слуха. – Вы меня чуть не обманули… отличный актер… нечего больше терять время…

– Они это сделали моим ножом.

– Бросьте кривляться. Этого человека никто не убивал. Он так же здравствует, как и вы.

– Он жив?

– Конечно, жив. Не понимаю, почему вам надо было выбрать именно его.

– Но в таком случае я не убийца! – Всю его усталость как рукой сняло, он стал замечать ясный день за окном. – А он был серьезно ранен?

– Вы действительно думали?.. – недоверчиво протянул полицейский. Бивис бросил записывать. – Не понимаю, о чем вы. Где это случилось? Когда? Что, по-вашему, вы видели?

Роу смотрел на фотографию, и все прошло перед ним, как калейдоскоп ярких картин. Он объяснил:

– Замечательная миссис… миссис Беллэйрс. Это было у нее дома. Спиритический сеанс. – Вдруг он увидел красивую руку в крови. – Позвольте. Но там был доктор Форестер! Это он объявил, что тот человек мертв. Они послали за полицией!

– Тот самый доктор Форестер?

– Тот самый.

– И они разрешили вам уйти?

– Нет, я сбежал.

– Вам кто-нибудь помог?

– Да.

– Кто?

Прошлое наплывало волной; словно теперь, когда ему нечего было бояться, открылись все шлюзы. Ему помог брат Анны. Роу видел его оживленное молодое лицо и чувствовал удар, который нанес ему кулаком. Но он его не выдаст.

– Этого я не помню. Маленький толстяк вздохнул.

– Это все не по нашей части, Бивис, – сказал он. – Давайте-ка лучше сведем его в «59». – Он позвонил по телефону какому-то Прентису. – Мы всегда помогаем вам, – пожаловался толстяк, – но часто ли вы помогаете нам?

Потом они провели Роу через большой двор; по набережной дребезжали трамваи, и голубиный помет придавал наваленным вокруг мешкам с песком деревенский вид. Роу ничуть не беспокоился, что полицейские шли по бокам, как стража; он все еще был на свободе, он не убивал, и память к нему возвращалась с каждым шагом. Он вдруг громко сказал:

– Ему хотелось получить кекс! – И громко засмеялся.

– Попридержите ваш кекс для Прентиса, – кисло посоветовал толстяк. – Он у нас известный сюрреалист.

Они пришли почти в такую же комнату, но в другом здании. На краешке стула сидел человек в костюме из шотландской шерсти с обвислыми усами по моде начала века.

– Вот мистер Роу, о котором мы объявляли в газетах, – сказал полицейский и положил папку на стол. – Во всяком случае, он утверждает, будто это он. Удостоверения личности нет. Говорит, что находился в санатории из-за потери памяти. Вам повезло, мы вернули ему память. Но какую память! Пожалуй, придется открыть свою клинику. Вам будет интересно узнать, что он видел своими глазами, как убили Коста.

– Это и в самом деле интересно, – сказал мистер Прентис с его старомодной любезностью. – Неужели моего Коста?

– Да. И при его кончине присутствовал некий доктор Форестер.

– Мой доктор Форестер?

– Похоже на то. Этот джентльмен был его пациентом.

– Присядьте, мистер Роу… и вы тоже, Грейвс.

– Ну нет. Обойдетесь без меня. Это вы любите фантастику, а я нет. Я вам оставлю Бивиса, если вы захотите что-нибудь записать. – У двери он обернулся. – Приятных кошмаров!

– Милый человек этот Грейвс, – сказал мистер Прентис. Он перегнулся к Роу, словно хотел вынуть из заднего кармана фляжку. Через стол повеяло запахом дорогой шотландской ткани. – Как вы считаете, это хороший санаторий?

– Пока вы не поссоритесь с доктором.

– Ха-ха… вот именно. А тогда?

– Вы можете вдруг очутиться в «лазарете» для буйных помешанных.

– Великолепно, – произнес мистер Прентис, поглаживая длинные усы. – Скажите, а не хотите ли вы подать на него жалобу?

– Со мной прекрасно обращались.

– Да. Этого я и боялся. Видите ли, если бы кто-нибудь подал жалобу – ведь все его пациенты находятся там по собственному желанию, – можно было бы полюбопытствовать, что там творится. Мне давно этого хочется.

– Когда вы попадете в «лазарет», все кончено. Если вы не сумасшедший, вас скоро сведут с ума. – В своей борьбе вслепую он на время забыл о Стоуне. Теперь, вспомнив усталый голос за дверью, он почувствовал угрызения совести. – Они сейчас держат там одного человека. А он совсем не буйный.