Татьяна Устинова - Отель последней надежды

Он просто стоял и ждал, когда они до него добегут.

И они добежали.

Весь сквер, все лавочки до одной дружно ахнули, когда они поравнялись с американцем, и какая-то бабуся сказала громко: «Господи Иисусе!», и какой-то мужик гаркнул во все горло: «Давай, действуй!», и…

И.., и.., и…

Надежда зажала руками уши и зажмурилась на всякий случай, но тут же открыла глаза.

И ничего.

Такое впечатление, что те двое со всего маху впечатались в скалу. Или увязли в болоте. Или провалились в незастывший цемент.

Несколько секунд они стояли возле американца, вытянувшись в струнку, и потом пошли за ним в сторону Надежды. Они не сопротивлялись, не вопили, и только странно вытягивали руки — один правую, другой левую, будто перед аналоем, а американец словно батюшка собирается их обвести вокруг иконы!..

Шли они долго и все тянули руки. Американец повел их в обход, через парапет не полез, и процессия, по мере приближения к Надежде, обрастала любопытствующими, сочувствующими и праздношатающимися. Все вышепоименованные приблизиться не решались, а двигались в некотором отдалении от троицы и громко обсуждали друг с другом чрезвычайное происшествие.

— А че он сделал? Шкаф-то?

— Да откуда я!..

— Не, а ты видел, как они сначала туда рванули, а потом прямо на него! Умора!..

— Он-то откуда взялся?!

— Первый раз вижу, чтобы уличных воришек с поличным поймали!

— Да надо еще разобраться, может, они никакие и не воришки! Ишь, этот, морду разъел! Небось сам народные деньги прожирает! А эти ху-у-уденькие! Че-е-ерненькие!

— Да чего разбираться, когда весь сквер видал!

— Они вон у той девки сумку вырвали, она упала, ну, они и понеслись!

— А этот?

— А этот как знал! Он за ними не побег, а прямо на асфальт вылез, а они и тут как тут!..

— На ловца и зверь бежит!..

Процессия приблизилась и остановилась.

— Возьмите вашу сумку, — приказал американец Надежде.

— А.., где она?

— Вот, тетенька, — заскулил один из двоих. — Вот же она у меня! Да возьмите вы ее, сдалась она мне, и вообще это не я, это он хватал!..

И швырнул сумку на гравий.

— Подними, — по-русски четко и тихо выговорил американец. Надежда чуть не упала в обморок. — Подними немедленно.

Пацаненок опасливо взглянул на него, нагнулся — второй почему-то нагнулся вместе с ним — и нехотя поднял сумку.

И тут Надежда поняла, почему они шли, как к алтарю, и почему вместе нагибались. Они оказались прикованными друг к другу. Все как в боевике — одними наручниками.

— Это не я! Это все он!! Он мне сказал, что вон лохушка толчется, и мы ща у нее сумку подрежем. Он ее еще рядом с собором приметил! Только он думал, лохушка иностранная, а не наша!

— Заткнись, падла!

— Сам падла! Это ты мне сказал про сумку! Отпустите, дяденька, отпустите, я ведь больной, психический, и мне четырнадцати нету, все равно не посадят меня! А его заберите, он сумку резал!

— О чем они говорят? — осведомился Дэн Уолш у Надежды.

— Вы же понимаете по-русски!

— Не все.

Она вздохнула.

— Они говорят, что давно меня заметили и собирались отобрать сумку. Вот этот, — и она кивнула на правого, — говорит, что все придумал вон тот, — и она кивнула на левого.

— Да он че? Иностранец, что ли?! А лохушка? То есть вы, тетенька? Вы русская, да? Вы тута в скверике работаете, да?

— Она под Фазилем, что ль, ходит? — спросил приободрившийся второй и сплюнул в гравий. — Тогда пусть ему звонит, он нас хорошо знает!.. И слышь, ты, скажи этому, чтобы нас того.., расцепил! Фазиль очень недоволен будет!..

— Не мучил бы детей, боров откормленный, — сказали из толпы сочувственно. — Па-а-адумаешь, сумка!.. У ней таких сумок небось не считано! На деньги, которые одним местом заработала!..

— Теперь они думают, что я проститутка, работающая в сквере, — деловито сообщила Надежда Уолшу, и тот вытаращил глаза. — Раз я гуляю с иностранцем, значит, так оно и есть. Публика утверждает, что вы мучаете детей. Дальше переводить?..

Историю с Робин Гудом, спасшим прекрасную Джейн от разбойников, как будто перекосило в некую непонятную сторону.

Вроде Родин Губ — вот он. Вроде и Джейн имеется. И толпа сочувствующих пейзан тоже присутствует. А красоты картины — никакой.

— Слышь, мочалка! А мочалка!..

Надежда не поняла, что обращаются к ней.

— Ты че, оглохла?

— А?!

— Ты скажи ему, чтобы нас.., того… А мы тебя другой раз не тронем. Тебя и хахаля твоего. И остальным.., того.., скажем. Ты ему передай, мочалка, а?

— Мочалка? — переспросил по-английски Дэн Уолш.

Надежда вдруг захохотала и сморщилась от боли в руке.

Ситуация зашла в тупик.

— Отпустите их, Дэн, — сказала она. — Все равно нам некуда их девать. Если им нет четырнадцати, мы ничего не сможем поделать. У нас такие законы, и судебная система работает еще недостаточно хорошо.

— Совсем отпустить? — осведомился Дэн Уолш.

— Совсем.

— О'кей. Как хотите.

Странным движением, вывернув кисть, он открыл наручники, но убежать злоумышленникам не дал, хотя они было порскнули в разные стороны.

— Я приехал сюда надолго, — медленно и очень четко сказал он по-русски. — Очень, очень надолго. Если я вас увижу, я утоплю вас обоих в реке. Мне нет дела до того, как работает ваша судебная система. Я офицер федеральной службы безопасности Соединенных Штатов. Это понятно?

Злоумышленники смотрели на него, как обезьяны на удава, готовясь отправиться к нему прямо в пасть исключительно по собственной воле. Толпа тоже притихла.

— Это понятно?

Злоумышленники вразнобой покивали.

Американец разжал стопудовую длань, и их как ветром сдуло.

— Насилу выпустил, поганец, — сказали из толпы и послышался плевок. — Впору милицию вызывать! Такая образина детей обижает! А еще иностранец!..

— Да чего ему, иностранцу, милиция-то сделает! У нас любой немец важнее русского! Понаехало сволочей иностранных! Небось на органы собирался их сдать, мальчишек-то!

— Да они вон у той бабы сумку отобрали!

— И поделом ей! Нечего рот разевать! И чего, из-за поганой сумки живых людей на органы резать?

— Это когой-то тут зарезали?! Может, «Скорую» надо?

— Молодец мужик! Как он — раз, и готово! В первый раз вижу!

— Да он из английской морской пехоты, слыхал, сам же сказал!..

— Не из пехоты, а из спецназа!

— У вас юбка сзади порвана, — шепнул Дэн Уолш Надежде на ухо. — Отступаем по плану. Вы впереди, а я сзади, но плотно.

Надежда ахнула и немедленно начала ощупывать себя сзади.

— Вы привлекаете внимание, — тем же шпионским шепотом продолжал американец. — Вперед, я прикрою.

И они двинули — впереди Надежда с сумкой на ремне, деревянной походкой, за ней вплотную американец. За спиной у них обсуждали международную политику и еще то, что в Голландии разрешена проституция.