Андрей Воронин - Слепой. Волчанский крест

Аристарх Вениаминович покашлял в кулак, отхлебнул остывшего чая и спросил:

— И вы полагаете, что дорогу к монастырю до сих пор охраняют эти. э. оборотни?

Выжлов, выглядевший в сгущающихся сумерках просто темным силуэтом на фоне окна, пожал могучими плечами.

— Я их, слава богу, не видел, — сказал он. — Но местные охотники рассказывают странные вещи, говорят о каких-то следах — непонятно, человеческих или звериных. А один так и вовсе утверждает, что в голодные зимы прикармливает этих странных существ. Говорит, что оставляет им мясо, хлеб, объедки и наутро все это исчезает, а в снегу — все те же следы. Мой покойный коллега, Илья Борисович Колодников, учитель физики, всерьез утверждал, что в окрестностях поселка обитает семейство снежного человека. Он даже сделал несколько снимков, но после его исчезновения эти фотографии тоже куда-то пропали.

— Исчезновения? — переспросил Аристарх Вениаминович.

— Он отправился выслеживать этого своего снежного человека, — пояснил Выжлов, и по голосу чувствовалось, что он печально улыбается. — Хотел сделать хороший, четкий снимок крупным планом. Это был его конек — снежный человек и прочие таинственные штуки в этом роде. У него дома полки так и ломились от соответствующей литературы: снежные люди, неопознанные летающие объекты, Баальбекская платформа и все такое прочее. В оборотней он, конечно, не верил, но неверие его не спасло. Хороший был человек, и не старый еще, и вот такой нелепый конец.

Скрипнув половицами, Выжлов шагнул к двери. Щелкнул выключатель, и стало видно, что на лице у директора школы действительно играет невеселая, немного смущенная улыбка, а добрейший Аристарх Вениаминович щурится от света и одновременно качает головой — сокрушенно и вместе с тем недоверчиво. Его можно было понять: приняв только что услышанную историю на веру, он должен был, во-первых, отказаться от своих материалистических воззрений, а во-вторых, признать, что приехал в такую даль скорее всего напрасно. Никаких фресок в расстрелянном из пушек, взорванном монастыре, естественно, не сохранилось, и проверить, так ли это, не было никакой возможности, потому что несуществующую дорогу охраняют, видите ли, оборотни, они же — снежные люди. Какая разница? Что пнем по сове, что совой об пень — сове все равно.

— Ох-хо-хонюшки, — с огромным огорчением произнес Аристарх Вениаминович. — Да, рассказали вы нам историю. Не знаю, право, что и думать.

— Я не стану утверждать, что кто-то там, в Москве, совершил большую ошибку, прислав вас сюда, — сказал Выжлов. — Хотя именно так я, честно говоря, и думаю. Мне просто не хотелось бы, чтобы с вами здесь что-нибудь случилось. Только не подумайте, что я вас отговариваю, упаси бог! Ведь, с другой стороны, этот миф давно пора развенчать. если это миф. Одно я могу сказать наверняка: никто из местных жителей не возьмется показать вам дорогу к Волчанской обители. Ни за какие деньги.

— Ловко это у вас получается, — с расчетливой холодностью сказал ему Глеб. — С одной стороны, нельзя не признать, с другой — нельзя не согласиться. Ну а сами-то вы что по этому поводу думаете?

— Я? — Сергей Иванович, казалось, был очень удивлен этим вопросом.

— Да, именно вы! Хорошо, я спрошу иначе. Вот вы, историк родного края, собиратель фольклора, энтузиаст своего дела. Неужели же вам ни разу не захотелось самому пойти и посмотреть, что делается в монастыре? Проверить, наконец, что в этом вашем мифе, он же легенда, правда, а что — досужий вымысел?

— В одиночку? Слуга покорный! Я ведь только что рассказал вам, что случилось с нашим физиком, Ильей Борисовичем.

— Ваш Илья Борисович мог сломать ногу, оступившись на камнях, — жестко сказал Глеб. — Как и священник, отец Андрей, о котором вы почему-то умолчали. И умирать от голода и газовой гангрены в нескольких часах ходьбы от поселка, пока вы и ваши земляки пересказывали друг другу сказки про оборотней. Простите, я не имел намерения вас обидеть, — добавил он тут же. — Просто очень уж все это дико. Ну хорошо, один идти вы боитесь. Но нас же много! Пойдемте с нами, в конце концов!

Некоторое время Выжлов, стоя, разглядывал его сверху вниз с таким выражением, словно не мог решить: поговорить с ним еще или прямо сейчас дать в ухо. Потом вздохнул и, закуривая новую папиросу, глуховато произнес:

— Вам, столичному жителю, конечно, трудно это понять. Но. Нет. Нет и нет! Во-первых, на кого я брошу школу? Учителей некомплект, я один веду четыре предмета — историю, иностранный язык, русскую литературу и физическое воспитание. А во-вторых. Ну хорошо, я просто боюсь! Такой ответ вас устраивает?

— То есть вы верите в оборотней? — продолжал напирать Глеб.

— Я верю в статистику, — сказал Сергей Иванович. — А статистика утверждает, что участники карательной экспедиции генерал-майора Рыльцева были последними, кому удалось вернуться из окрестностей монастыря живыми.

С этим спорить было трудно, тем более что именно этот аргумент Глеб сам недавно приводил начальнику экспедиции Краснопольскому в качестве доказательства своей правоты. Ввиду бесполезности продолжения разговора, а также позднего времени, гости распрощались с радушным хозяином и, не столько обогащенные, сколько озадаченные полученной информацией, неторопливо побрели по плохо освещенным улочкам в гостиницу, где их давно уже поджидал усталый и злой, как черт, после бесплодного разговора с мэром начальник экспедиции Петр Владимирович Краснопольский.

Аристарх Вениаминович Покровский спал плохо — не в силу каких-то особенных обстоятельств, а просто потому, что был уже далеко не молод и успел обзавестись целым букетом старческих болячек, к числу которых относилась, увы, и бессонница. Она, проклятая, будто в жмурки с ним играла, то не давая вечером уснуть, то, наоборот, пробуждая его ни свет ни заря. Никаких лекарств от этого недуга, за исключением обыкновеннейших валериановых капель, Аристарх Вениаминович не принимал принципиально, вполне резонно заявляя, что без острой нужды травиться химией, приобретая вместо вполне безобидной хвори целую охапку других, куда более зловредных, он не собирается.

В тот вечер, невзирая на рассказанную директором местной школы жутковатую историю (в которую он, к слову, не очень-то и поверил), Аристарх Вениаминович заснул, как младенец. И, как и следовало ожидать, проснулся в четвертом часу утра, и сна — ни в одном глазу. Особенной бодрости в организме также, увы, не наблюдалось, да Покровский на нее и не рассчитывал: в его возрасте, проспи ты хоть три часа, хоть тридцать три, молодым, будто заново родившимся, поутру себя все равно не ощутишь.

За окном гостиничного номера брезжил серенький предутренний полусвет, на соседней койке заливисто храпел, распространяя кислый запах алкогольного перегара, драгоценный коллега Аристарха Вениаминовича Гоша Зарубин, посвятивший всю вторую половину вчерашнего дня экскурсии по местным барам. За вечер он обошел их все, завершив турне в номере гостиницы, с бутылкой приобретенного в магазине дешевого крепленого вина. Когда Покровский вернулся от директора школы, Зарубин эту бутылку уже почти прикончил и заметно обрадовался, когда Аристарх Вениаминович, сославшись на усталость, отказался от предложенного стаканчика.