Андрей Воронин - Слепой. Волчанский крест

Лошадь ему, разумеется, ничего не ответила, поскольку к этому моменту уже скрылась в соседнем проулке. Гвалт, поднятый дворовыми собаками в ответ на ее панические вопли, тоже начал понемногу смолкать. Аристарх Вениаминович помассировал ладонью грудь в районе сердца, где сейчас ощущалась какая-то пустота, словно этот важный внутренний орган, уйдя от испуга в пятки, до сих пор не вернулся на свое место, крякнул, укоризненно покачал головой и снова взялся за кисть.

Перед тем как возобновить работу, он, однако, чисто механически окинул взглядом опушку леса, пытаясь понять, с чего это вдруг взбесилась заморенная деревенская лошадка. Неужто комары допекли?

И вот тут-то Аристарх Вениаминович Покровский заметил то, при виде чего с ним едва не случился настоящий сердечный приступ. Прямо напротив, шагах в тридцати, на опушке леса из густых можжевеловых кустов, раздвинув колючие ветви, на него глядело существо, наружность которого заставила старого реставратора испустить тихий испуганный возглас и, побледнев, снова схватиться за сердце.

Перевернутый этюдник валялся на боку, и видно было, что его не отшвырнули пинком, как можно было ожидать, а просто ненароком уронили: рядом с тем местом, где он лежал, виднелись окруженные комками свежей, только что вывороченной земли отверстия, оставленные его заостренными снизу дюралевыми ножками. Тюбики с красками, кисти, пузырек с льняным маслом, пятнистая тряпка, о которую Аристарх Вениаминович вытирал кисти, — все это хозяйство лежало тут же, в траве, и выглядело нисколько не пострадавшим. Только большая, пестрая от выдавленных на нее красок палитра валялась далеко в стороне, как будто кто-то запустил ее по ветру с целью проверить, далеко ли она улетит, или просто с досадой отбросил, убедившись, что этот необычно яркий, пестрый предмет не представляет никакой кулинарной ценности.

— А вы уверены, что не сами его перевернули? — спросил хмурый Краснопольский, явно думая о чем-то своем.

— Представьте, да, — с достоинством ответил реставратор, — я в этом твердо уверен.

Он уже оправился от недавно пережитого шока, хотя от него до сих пор на пять шагов шибало валидолом. Правда, привести себя в порядок Аристарх Вениаминович не успел, и Глеб, несмотря на серьезность ситуации, с трудом сдерживал улыбку, глядя на его сине-зеленую бороду, желтый лоб, разноцветные щеки и черный, как у актера ТЮЗа, исполняющего роль пуделя Артемона, кончик носа.

Опустившись на корточки, Глеб осмотрел землю в поисках следов, но, как и ожидал, ничего особенного не обнаружил. Редкая, с трудом пробившаяся сквозь каменистую почву предгорья трава была примята, но и только: для того, чтоб на земле остался четкий след, тут было слишком твердо.

— Простите, Аристарх Вениаминович, — поднимаясь с корточек, как можно мягче сказал он, — не обижайтесь, бога ради, но. может быть, вам все-таки померещилось?

Старик с независимым, слегка оскорбленным видом вздернул испачканную краской бороду.

— Да-да, — довольно язвительно произнес он, — конечно. Старый дурень наслушался на ночь страшных сказок, вот ему и видится всякая чертовщина. Разумеется, это первое, что приходит в голову. Еще, полагаю, вы могли заподозрить, что я на старости лет решил немного похулиганить и с некоторым опозданием устроил первоапрельский розыгрыш. Уверяю вас, это не так. Я видел эту тварь наяву, собственными глазами и так же отчетливо, как вижу вас в данный момент. Если угодно. э, да что попусту болтать!

С этими словами он выхватил из нагрудного кармана своего пятнистого «охотничьего» жилета новехонький блокнот, из другого извлек цанговый карандаш с мягким толстым грифелем, открыл блокнот и принялся что-то рисовать в нем резкими, уверенными штрихами.

Пока он этим занимался, Сиверов и Краснопольский обменялись долгими многозначительными взглядами. В глазах начальника экспедиции читался немой вопрос, но вместо ответа Глеб лишь едва заметно пожал плечами. Краснопольский сердито прихлопнул на щеке комара, бросил под ноги окурок и немедленно закурил новую сигарету: стоило перестать дымить, как приободрившиеся кровососы немедленно бросались в очередную массированную атаку. Постояв тут минуту, было очень легко понять, каким образом некурящий Покровский ухитрился испачкать краской и лицо, и одежду, и даже волосы под своей дачной полотняной кепчонкой.

— Вот, извольте, — сердито произнес Аристарх Вениаминович, протягивая Глебу и Петру Владимировичу открытый блокнот.

На белом без линий листке красовался небрежно и одновременно блистательно выполненный портрет странного существа — несомненно, человекоподобного, хотя и явно не человека. Ушедшая в широкие покатые плечи заостренная кверху голова, косматое, сгорбленное туловище с мощной грудной клеткой и свисающими ниже колен руками, а также коротковатые кривые ноги были обозначены лишь общим контуром, зато морда (или все-таки лицо?) получилась как живая, поскольку именно она, по всей видимости, произвела на художника наиболее глубокое впечатление.

Честно говоря, вызвать некоторое потрясение мог даже рисунок, и Глеб мимоходом подумал, что у старика либо не такое уж больное сердце, либо на редкость уравновешенная психика. Неожиданно увидев в кустах неподалеку от себя этакую харю, даже молодой, здоровый человек запросто мог умереть от инфаркта. А харя — не лицо и даже не морда, а вот именно харя — была такая, что произвела бы фурор даже на костюмированной вечеринке в честь Дня всех святых. В том случае, естественно, если бы участники упомянутой вечеринки не разбежались кто куда, едва завидев это морщинистое зверское рыло, беспорядочно поросшее пучками длинных жестких волос, скалящее в мрачной ухмылке кривые звериные клыки и пристально глядящее из-под массивных надбровных дуг взглядом, от которого по спине бежали мурашки.

Глебу не раз доводилось видеть фотографии так называемого снежного человека. О достоверности и подлинности их можно было спорить сколько угодно, но все они, несомненно, изображали одно и то же существо — нечто среднее между крупным самцом гориллы и необыкновенно рослым неандертальцем. Нарисованная же Аристархом Вениаминовичем тварь эти снимки ничуть не напоминала; если честно, больше всего она смахивала именно на оборотня из голливудского фильма ужасов.

Это, между прочим, было странно. В конце концов, что такое оборотень? Это человек, умеющий превращаться в то или иное животное. В Европе чаще всего говорят о вервольфах — человековолках, японцы рассказывают о кицунэ — оборотне-лисице. Известны истории о людях, превращавшихся в медведей. Но речь всегда идет о превращении именно в животное, в зверя, а не в странный гибрид человека и хищника наподобие пациентов уэллсовского доктора Моро или булгаковского Шарикова в послеоперационный период. Нынешний образ оборотня от начала и до конца создан именно в Голливуде — во-первых, чтобы не возиться с недисциплинированными кусачими зверушками, а во-вторых, чтобы было страшнее. И вообще, черт возьми, по всем поверьям оборотень превращается в зверя только в полнолуние. А сейчас никакое не полнолуние, да и день на дворе, елки-палки!