Дмитрий Петров - Призрак киллера

— Поехали, Слава, — произнес старшина, усаживаясь на свое место. Потом обернулся к Щелкунчику с Ниной и сказал, разводя руками: — Больше ничего не могу. Посмотрим, испугается или нет.

Но Щелкунчик уже твердо знал, что теперь все будет в порядке. Нужно быть полным идиотом, чтобы продолжать преследование милицейской машины после того, как уже записан твой номер и сейчас наверняка этот номер уже сообщается по рации куда следует.

А если ты при этом бандит и у тебя в машине оружие — тогда беги сломя голову, не наживай себе неприятностей.

Они поехали дальше, и Щелкунчик даже заулыбался, представив себе, какие матюги раздаются сейчас в той, отставшей машине…

Произошло то, что в народе называется «против лома нет приема». Щелкунчик с Ниной ускользнули от преследователей самым неожиданным для тех и подлым образом…

Машина мчалась быстро, видимо, милиционеры не хотели задерживаться надолго. Пролетев по вечерним ярко освещенным улицам, они свернули в переулок, где среди тьмы и неустройства сверкала вывеска ночного клуба.

Это раньше в Москве не было ни одного ночного клуба, и приезжие иностранцы удивлялись этому. Теперь по количеству подобных заведений Москва стала обгонять другие столицы. Другое дело, что качество этих клубов, как правило, не соответствует заявляемому уровню. Дело даже не в стоимости оборудования, фешенебельности обстановки или качестве подаваемых блюд и шоу-программ… Это как раз бывает очень дорогим и приличным.

Но никуда же не спрячешь людей, вот в чем беда… Люди-то те же самые, что и прежде. И отношения между ними — те же самые. Посмотреть на физиономии охранников, стоящих у входа или внутри… Они хорошо и цивильно одеты, держатся вежливо. Но разве может приличный европейский ночной клуб держать охранников с такими бульдожьими лицами? Это же неприлично, в Европе от таких физиономий все посетители разбегутся! Они же приехали отдыхать, им нельзя нервничать…

А официанты? Сколько ни кланяйся, а выражения лица не спрячешь. Если официант с детства, с младенчества не приучен уважать людей, он и не будет их уважать, сколько ему ни плати и в какую ливрею его ни одевай…

Ночной клуб «Роза палас» был одним из самых богатых и презентабельных в столице. В нем три этажа, большие, просторные, роскошно отделанные помещения, обилие прислуги.

Тут есть все, на все вкусы. Можно сидеть в огромном зале со столиками и смотреть шоу-программу. Это нечто среднее между мюзик-холлом и стриптиз-шоу, с той лишь разницей, что девочки на сцене не совсем голые, а имеют на бедрах какие-то малозаметные ниточки. Или веревочки… Между столиками бегают официанты в белом и разносят напитки, стоимость которых в сто раз превышает их стоимость в обычной торговле.

Есть и другие помещения — тихий бар, где играет музыка и никто не скачет как бешеный. Есть несколько кабинетов, где могут уединиться либо компании серьезных людей, либо слишком перевозбудившиеся парочки, которым уже не дотерпеть до дома или гостиницы.

Сегодня тут было не просто много народу, а настоящее столпотворение. Во всех помещениях были включены телевизоры, откуда должны были передавать ход подсчета голосов на выборах. Щелкунчик только сейчас вспомнил, что сегодня, были выборы…

В большом зале грохотала музыка, на сцене выступал ансамбль. Три человека играли на инструментах, а еще трое — здоровенные мужики в белых костюмах — плясали под музыку и пели.

Мужики были раскормленные, как племенные бычки, с животиками, явно обрисовывающимися под белыми костюмами. Они весело плясали, высоко поднимая ноги, изображая легкость. С грациозностью слонов они подскакивали и, тряся ногами, игриво выпевали:

Несоответствие слов и мотива тому, что происходило реально на сцене, было гротескно, хотя танцоры и певцы, видимо, были вполне довольны собой. Щелкунчику вспомнилось, как однажды на штабных учениях заместитель комполка по тылу майор Ковалев вечером перепил и, витийствуя на тему своей преданности партии и Родине, вдруг от избытка чувств встал на нетвердые ноги и прочитал:

Наверное, это было единственное стихотворение, которое майор Ковалев помнил с детского сада, где ему втемяшили это в голову. Очень уж было забавно смотреть на пьяного толстого майора с щетиной, рассказывающего о том, что он — маленькая девочка…

— Мы сядем вот здесь, за столиком, — сказала Нина, указывая на пустой столик возле прохода, неподалеку от сцены. — Нам надо подождать, мы рановато приехали.

— Нас тут найдут? — уточнил Щелкунчик, и женщина кивнула. Ну что ж, найдут так найдут.

Они сели за столик, куда к ним тотчас же подскочил официант с огромным меню в руках. Он подозрительно покосился на Щелкунчика, и тот вспомнил о том, что не брился в течение суток и это заметно. Кроме того, он еще и не спал почти что в последние дни, так что вид у него был не самый свежий.

Зато Нина опять выглядела великолепно — она-то была у себя дома и сумела как следует привести себя в порядок. На ней был белый костюм с длинной юбкой, имевшей еще более длинный разрез… Есть такие разрезы у смелых женщин — они кажутся гораздо длиннее, чем сами юбки…

Еще на Нине было несколько украшений — браслеты на руках, длинные серьги, роскошно покачивающиеся при каждом движении головы.

«Зря она так оделась», — подумал было Щелкунчик, но тут же, оглянувшись окрест, увидел, что как раз наоборот, в другом костюме, поскромнее, Нина была бы тут «белой вороной».

Публика была разного возраста, хотя преимущественно молодая, и наряды соперничали один с другим не только по изяществу, но и по стоимости.

Ничего из еды они не захотели, и Щелкунчик попросил только принести себе виски, а Нине — коктейль «Манхаттан». Название этого коктейля было единственным, что Щелкунчик твердо помнил о «западной» жизни.

— Виски — со льдом или с содовой? — уточнил официант. Нет, этого Щелкунчик никогда не понимал. Зачем портить напиток, разбавляя его водой? Если не хочешь пить крепкое, ну и не пей тогда — закажи вино, например, или вермут…

— Двойную порцию или нет? — опять уточнил официант. Ну, это он правильно сделал, сам Щелкунчик бы не сообразил. По российским традициям, когда человек говорит: «Один коньяк», — это значит, что он имеет в виду сто граммов, никак не меньше. А по европейским меркам один виски означает сорок граммов, то есть тебе принесут нечто, слабо плещущееся на самом дне стакана. Это даже и пить-то как-то неудобно — языком, что ли, слизывать?

Когда официант объяснил эту заграничную закавыку, Щелкунчик решительно сказал: