Батья Гур - Убийство на кафедре литературы

— А может, с трубками что-то было не в порядке? — Михаэль вспомнил ту статью в журнале.

Узи внимательно посмотрел на него:

— С каких это пор ты заделался знатоком подводного снаряжения? Ты и в этом специализируешься?

Михаэль протянул другу журнал и вдруг отчетливо вспомнил их совместную подготовку к экзамену по истории — толстенные книги, которые надо было проштудировать. Уже первая из них вызывала в Узи непреодолимую дремоту. За то время, пока Узи с трудом одолевал одну книгу, Михаэль успевал проработать пять других.

Узи начал рассказывать о происшествии инструктору Юваля Гаю, Юваль тоже внимательно слушал. Гай — молодой рыжеватый парень — реагировал бурно. Веснушки на его лице проступали все явственней по мере того, как он бледнел.

Слыша термины специалистов «атмосферное давление», «клапаны», Михаэль думал лишь о том, как отговорить сына от повторного погружения. Было жарко, Михаэлю захотелось окунуться в морскую голубизну, но он подумал, что на фоне случившейся трагедии это будет выглядеть некой демонстрацией.

Все решилось само собой, когда Узи объявил, что погружений больше не будет. Он собрал инструкторов — четверых загорелых парней, которые выглядели так, будто никогда не носили никакой одежды, кроме плавок. Они уселись в конторе клуба вокруг стола с телефоном.

Михаэля вдруг охватила острая тоска по прошедшим годам юности, по отцу и матери, по «Лебединому озеру», по тому времени, когда первые контакты с европейской культурой буквально обрушились на него вопреки противодействию материнского воспитания.

Они сидели в конторе, ожидая звонка. Узи не хотел уходить, Михаэль остался с ним. Оба молча курили, пепельница все наполнялась. Телефон зазвонил лишь в четыре часа пополудни. Узи ждал второго звонка и сильно закашлялся, прежде чем взять трубку.

Михаэль слышал: «Да», «нет», «понял» и навострил уши, когда Узи сказал:

— Как, по-вашему, я должен этим заниматься? Конечно, я могу туда поехать, я и сам чувствую, что надо это сделать.

Опустив глаза, Узи спросил Михаэля, не хочет ли тот вернуться в Иерусалим сегодня и прихватить его с собой.

— Можно прямо сейчас, если вы не против немного сократить ваше пребывание здесь.

Михаэль вышел поискать сына, тот не стал возражать. Они отправились к Узи домой, чтобы забрать свои вещи. По дороге Юваль сказал:

— Мне довелось перекинуться парой слов с этим парнем, Идо, и мне показалось, что он — в полном порядке. Он сказал, что изучает литературу в университете.

Юваль удивлялся тому, что человек, изучающий литературу, может проявлять интерес и к подводному спорту.

Михаэль высадил сына у его дома и предложил Узи сходить вместе с ним к жене погибшего, Рут Додай, чтобы известить ее о трагедии «при невыясненных обстоятельствах».

Так он и сказал ей в ее квартире в районе Рамат Эшколь. Ее большие карие глаза в ужасе глядели на них через круглые очки. Когда они вошли в квартиру, шел вечерний субботний выпуск новостей.

Узи — в шортах, открытых сандалиях, с запущенной бородой, выглядел как дикий зверь, попавший в зоопарк; он был как бы не отсюда, не из этого мира, не знал, куда себя деть.

А Михаэль Охайон выполнял привычную для себя функцию — сообщать родственникам погибшего о трагедии.

Она не плакала, эта толстушка, лишь теребила полы своего халата.

Из-за хамсина — он цепко властвовал над городом уже неделю — все окна в квартире были открыты; с бульвара Эшколь доносился грохот машин и автобусов. Голоса из телевизора, который никто не удосужился выключить, смешивались с уличным шумом и звуками телевизоров из соседних квартир.

— Что же теперь будет? — спросила женщина задумчиво. Михаэль тут же заметил у нее признаки нервного шока. Он тихо, спокойно стал объяснять, что нужно дождаться результатов проверки оборудования, чтобы выяснить причину неполадок. И лишь затем можно будет говорить о похоронах.

— Вы попросите кого-нибудь, чтобы его опознали, — осторожно произнес он, — лучше, чтобы с вами был кто-то из родственников.

— У меня из родственников только мой отец и его жена, они сейчас в Лондоне, и надо сказать родителям Идо. Господи!

Казалось, только сейчас страшное известие дошло до нее, и она разразилась рыданиями. Михаэль усадил ее в единственное в комнате кресло и быстро принес из кухни стакан воды. Затем спросил Рут, кто мог бы сейчас побыть с ней, она назвала имя Шауля Тироша и номер его телефона. Михаэль тут же позвонил. Ответа не было.

Это имя знал даже Узи, не имеющий никакого отношения к литературе, Михаэль тоже хорошо помнил его еще по учебе в университете. Он тогда ходил к нему на факультатив. Пока Михаэль звонил, он припомнил темный костюм профессора, гвоздику в петлице, завороженные взгляды студентов. И осторожно спросил, является ли Тирош родственником вдовы.

— Нет, — ответила она; ее волосы, завязанные хвостиком, мотались из стороны в сторону, когда она качала головой, — но он был близок с Идо. Его научный руководитель, и еще я подумала, — тут она снова ударилась в рыдания, — что родителям Идо нельзя говорить это по телефону, они пожилые, больные, отец после инфаркта, а брат путешествует по Южной Америке… я просто не знаю, что делать.

Михаэль механически перелистал телефонную книжку, лежащую на столе у телефона, и спросил, с кем бы она хотела сейчас побыть. Может, с какой-нибудь подругой? Рут назвала, он позвонил, потрясенная подруга обязалась приехать немедленно. Затем он позвонил Эли Бехеру — инспектору полиции, с которым проработал много лет, и передал ему данные, которые сообщала ему Рут. Она говорила сквозь рыдания, впрочем довольно четко отвечая на его вопросы.

Михаэль попросил коллегу известить родителей погибшего:

— Только с врачом, там люди пожилые, сердечники.

Рут попросила его оповестить также кафедру литературы — секретаршу Адину Липкин. Он выполнил ее просьбу. Тут прибыла энергичная девушка Рина и с трагическим лицом обняла подругу, застывшую от горя.

— Я пойду принесу воды, — сказала она.

Лишь тогда Михаэль и Узи покинули квартиру. Михаэль нетерпеливо махнул рукой, когда Узи поблагодарил его.

Михаэль Охайон тогда не знал, что эта история для него еще только начинается.

Телефон настойчиво звонил прямо у уха Рухамы. Она взяла трубку спросонья, для того лишь, чтобы прекратились звонки. И тут же увидела, что Тувье в постели нет. Верно, заснул на диване в своем кабинете, подумала она. Так бывало нередко.

— Алло! — в трубке звенел истеричный дрожащий голос факультетской секретарши Адины Липкин. Стрелки часов приближались к половине восьмого утра. — Алло! — повторила Адина погромче, и Рухама устало откликнулась. — Госпожа Шай?