Кэролайн Грэм - Написано кровью

Радужной расцветки длинный кафтан поверх лимонного мохерового джемпера в катышках. Не до конца заплетенная коса (ага, запаниковала, когда хлопнула дверь!) и слишком яркий макияж. Брайан, встретившись глазами с женой, закатил их, обозначив свое изумление, и покачал головой. Затем, довольный, что всем и каждому очевиден его сарказм, взял сэндвич и стал есть.

— А вам не кажется, — возгласила Гонория так громко, как будто он все еще был у себя на кухне в соседнем доме, — что вежливость требует подождать, пока все соберутся? Или, в самом крайнем случае, пока предложат.

— Станешь ждать, покамест предложут, — ответил Брайан, полагая, что говорит на грубом йоркширском диалекте, и очень стараясь, — ни с чем останешься. — Козырнув таким образом своей независимостью и вызвав желаемую реакцию, он запихал остатки сэндвича в рот и спросил: — А где Джеральд?

Ответ не заставил себя ждать. На лестнице послышались торопливые шаги, и через секунду в комнату вошел хозяин дома. Он сразу направился в тот угол, где сидел Макс Дженнингс, протянул ему руку и чересчур многословно стал извиняться за то, что не сам открыл гостю дверь. Затем он представился. Дважды.

Рекс был сильно разочарован. Он столько времени убил, сочиняя сцену встречи Джеральда и Макса. Писал и переписывал, воображая самые разные повороты, от вполне сдержанных до откровенно смешных и даже фантастических. Но ему и в голову не пришло, что Джеральд просто сделает вид, будто никогда раньше не встречался с Дженнингсом.

Макс поднялся, пожал протянутую руку и любезно принял извинения. Похоже, пьеса кончится, даже не начавшись. Разочарование Рекса стало еще глубже, когда он подумал, что, возможно, Макс и не помнит даже былой размолвки, которая приводит Джеральда в такое смятение. Как это унизительно! Но и утешительно тоже… В каком-то смысле.

Рекс кивнул Джеральду, указывая на свободное место рядом с собой на диване, и тот сел. От него пахло бренди. Рекс понял, почему одного графина на подставке не хватает.

Теперь все были в сборе, и трепет предвкушения очень быстро сменился довольно неестественной, неловкой тишиной. Собравшиеся, за исключением Лоры и Джеральда, смотрели на Макса Дженнингса с едва сдерживаемым любопытством. Они в нетерпении ждали, чтобы он проявил инициативу. Гость нерешительно улыбался.

«Может быть, он, — подумала Сью, — ждет какого-то официального представления?» Вообще-то, это было бы правильно, но, похоже, никто не собирался его представлять, так что в конце концов он заговорил сам. Голос у него был низкий и мелодичный, и в речи проступал акцент, происхождение которого она не смогла определить.

— Если я скажу, что у меня нет опыта подобных встреч, уверяю вас, это будет чистой правдой. Я просто никогда раньше не занимался такими вещами. Боюсь, я не подготовился. Давайте для начала просто выясним, чего бы вам хотелось. И чем я могу быть полезен, если вообще могу.

На минуту снова воцарилось молчание. Собравшиеся неуверенно переглядывались. Привыкнув за долгие годы, что их приглашения вообще не принимают, они сейчас не верили, что правильно всё расслышали и поняли. Что, сойдясь в обычном месте, они на сей раз встретились вживую с настоящим, профессиональным писателем, только что предложившим им свою помощь. Новизна ситуации выбила их из колеи.

Потом Брайан убрал ногу с другой ноги, подался вперед. И с необыкновенной важностью прокашлялся…

— Я сейчас работаю, — заявила Гонория, — над историей моей семьи, а значит, и над историей Англии. Кровь семьи Лиддиардов, не испорченная внебрачными примесями…

Брайан, взбешенный тем, что его обошли на финише, опять откинулся назад, но сделал это резко и хищно — чтобы все присутствующие поняли: во второй раз он не позволит себя оттереть. Лелея свою злость, он не слушал тягучую декламацию Гонории. Имей он силу воли жить в соответствии со своими принципами, давно бы уже ткнул два пальца прямо в ее костистый римский рубильник. В том, что до сих пор не решился на это, он винил своих вялых родителей с их отвратительным холопским восторгом перед сливками общества.

У Брайана остались болезненные детские воспоминания о том, как его заставляли снимать шапку, когда по главной улице деревни проезжал рысью кто-нибудь из местной земельной аристократии. Сверстники жестоко высмеивали его старомодное раболепство. Страдая от насмешек, он пожаловался родителям и услышал в ответ, что такие маленькие знаки вежливости цементируют общество. Всегда будет разница между человеком в седле и пешим человеком, объяснял ему отец. Таков естественный порядок вещей.

Поток печальных воспоминаний унес Брайана далеко. Когда же, очнувшись, он возвратился в настоящее, то услышал:

— В любом сражении, даже в небольшой стычке, Лиддиарды всегда оставались во всеоружии. — Тут Гонория неосторожно сделала паузу, чтобы перевести дух и услышать восхищенную оценку своего труда.

Макс незамедлительно этим воспользовался:

— Очень достойное начинание. А теперь, — он обвел глазами собравшихся, — посмотрим, что скажут другие. Э-э… Эми, не правда ли?

— О!.. — Эми, взволнованная тем, что ей неожиданно дали слово, порылась в карманах и достала сложенный в несколько раз листок. Нужды разворачивать его не было, Эми помнила свой первый вопрос наизусть. Хорошо понимая, насколько эфемерны ее представления о медийных персонах Нью-Йорка, парижских моделях на подиуме, итальянских графинях в поисках любовных приключений, она начала: — Мистер Дженнингс…

— Называйте меня Макс, пожалуйста.

— Макс, считается, что писать надо о том, что хорошо знаешь. Но не слишком ли это ограничивает?

— Я думаю, не стоит воспринимать все так буквально. Порой наше воображение наделяет достоверностью самые дикие фантазии.

— Вы имеете в виду научную фантастику?

— Именно.

— А еще я иногда пишу сцену и думаю, что можно было бы сделать это по-другому и так было бы лучше. И часто сомневаюсь, не бросить ли все и не начать ли с начала или продолжать.

— Боюсь, это обычное дело. Писателей всю жизнь преследуют забракованные когда-то варианты.

«Как он тактичен», — подумала Лора, окинув быстрым взглядом его профиль, его умное и заинтересованное лицо, прежде чем снова сосредоточить внимание на Джеральде.

А вот с Джеральдом что-то было не так. Явно не так. Он сидел на самом краешке дивана, напряженный, как тетива туго натянутого лука. Лицо его сохраняло полную бесстрастность, но по вздувшимся на шее жилам Лора понимала, каких огромных усилий стоит эта бесстрастность. И еще она видела, что, хотя лицо Джеральда, как и физиономии всех собравшихся, обращено к Максу, смотрит хозяин дома не на гостя. Взгляд его устремлен в точку на стене, за плечом Макса. Одна из туфель Джеральда, каштановых, с дырочками на носке и рыжеватого цвета шнурками, нетерпеливо постукивала по ковру.