Марина Серова - Принеси меня в жертву

— Немного не так, — поправил меня сторож. — Дому десять лет. Сначала Василий здесь жил один, года примерно два, а потом уже появилась Елена. Она же не местная, приехала издалека, своего угла не было, как я понял. А тут целый дворец с обоями. Вот и скажи, что мечты не сбываются?

На этом моменте я почувствовала что-то типа ревности. Не знаю, откуда взялось это чувство. Но и облегчение я тоже испытала, потому что думала, что Елена Шумская ведет себя по-царски в своем имении. Думала, что она возвела эти стены в каком-то смысле своими руками. Но на самом деле она когда-то пришла сюда на все готовое.

Как и я в каком-то смысле.

Похмелье бывает даже у тех, кто не брал в рот ни капли. Насмотрелся на пьяных — получи на другой день головную боль. Но лишнего накануне я не выпила. Два бокала вина, растянутые на несколько часов, вряд ли могли навредить. А вот кофе глубокой ночью — вполне.

Я села на диване и быстрыми движениями пальцев помассировало лицо. Приняла душ, почистила зубы.

Из зеркала на меня смотрела сомнительная личность с опухшим лицом. И кому я буду объяснять, что мне случайно досталось во время драки?

Домой, сразу домой, чтобы посторонние не пялились, а то в головах у некоторых случайных прохожих сразу же начинает работать безотказная машинка догадок и уверенности в собственной правоте.

Надо попросить у Елены разрешения покопаться в «шмоточной»: а вдруг найду там солнцезащитные очки?

Я оделась и решила прибраться в комнате, чтобы оставить ее в том виде, в котором она была до моего появления.

Но случилась неприятность. Перед сном, с разрешения Василия, я выкурила половинку сигареты прямо в комнате. После этого завернула ее в салфетку и оставила на подоконнике. А потом салфетка пропала. Скорее всего, ее увлек сквозняк от встряхиваемого мной постельного белья.

Очень не хотелось, чтобы улику кто-то нашел и связал со мной, и я, опустившись на колени, стала искать, заглядывая во все ближайшие углы, но салфетка как в воду канула.

И тут в дверь стали стучать, да так требовательно, что я решила, будто за мной пришел Интерпол.

Тот, кто хотел проникнуть внутрь, был настроен очень решительно, стучал громко, не выдерживая паузы между ударами. Человек попросту ломился в комнату.

— Минуточку! — крикнула я и с удвоенной силой продолжила искать злосчастную сигарету. И нашла-таки! Все это время она спокойно лежала под батареей, куда я заглянуть не догадалась.

Удары не прекращались.

— Имейте совесть, эй! — крикнула я, бросила находку в сумку и подошла к двери.

На пороге действительно стоял полицейский. Только погон на нем не оказалось, потому что он привык работать в штатском.

Увидев меня, он растерялся, но спустя мгновение взял себя в руки, отодвинул плечом в сторону и зашел в комнату.

— Когда ты успела в глаз получить? — строго спросил он.

— Сама тактичность, — тут же ответила я. — Случайно прилетело.

— Ты-то как здесь оказалась? — требовательно поинтересовался он.

— Могу задать тебе тот же вопрос, хотя знаю, что ты мне ответишь, — пробормотала я. — Кто?

— Шумский и его жена.

У меня отвалилась челюсть.

— Не может быть.

Он бегло осмотрел комнату, задержавшись взглядом на диване.

— У меня, Тань, к тебе будет столько вопросов, сколько никогда не было.

— Не удивил. Это твоя работа, а я бесплатное к ней приложение, которое не нужно скачивать и обновлять, потому что оно всегда под рукой, — ответила я. — Выкладывай. Что случилось?

Мы с подполковником Кирьяновым вышли на улицу, подальше от стен, у которых наверняка были уши.

Во дворе со вчерашнего вечера стоял джип Антона Саранского. Самого его, впрочем, пока что не было видно.

— Вызов поступил в шесть утра, — сообщил Кирьянов. — Некая Зоя Вересова сообщила, что несколько часов назад убила Василия Шумского, в доме которого работала няней. По ее словам, Шумский обманом заманил ее в свою спальню и попытался изнасиловать. Это увидела жена убитого и попыталась ему помешать. По словам Вересовой, Шумский приложил ее головой о стену, да так, что в стене теперь вмятина. Зоя улучила момент и, как она утверждает, находясь в сильном помутнении рассудка, схватила кинжал, который лежал на столе, и вонзила его Шумскому в шею. Обратилась к нам не сразу. Объяснила это тем, что некоторое время пребывала в шоке, а уже потом сообразила, что к чему.

— Разумеется, она не выбирала, куда бить, и не рассчитала силу удара?

— Разумеется, она же ничего не понимала, — спокойно ответил Кирьянов и покосился на небо. — Шумский еще дышал, когда его увозила «Скорая», но до больницы может не доехать.

— А его жена еще тут?

— Да, но за ней вот-вот приедет другая машина.

— Вы все уже осмотрели?

— Эксперт что-то возится, его и ждем.

Погода стояла пасмурная, но температура воздуха все равно оставалась высокой. К такому тропическому климату трудно было привыкнуть.

— Погоди-ка, Вов, — опомнилась я. — Напомни, чем ранили Шумского? Кинжалом?

— Кинжал-то сувенирный, но лезвие оказалось довольно прочным, — ответил Кирьянов. — Хозяйская спальня вся в крови.

Я молчала, переваривая услышанное.

Ох, Вася, Вася. Словно судьба специально свела нас на пустынном перекрестке.

— Ты же помнишь его? — осторожно спросила я у Кирьянова.

— Помню, — помедлив, ответил он. — Не только на работе пересекались.

— Правда?

— Ты знала, что у него мать в Израиле живет?

— Нет, Вов, он не рассказывал.

— Значит, и о другом не рассказывал, — заключил Кирьянов.

Кирьянов посмотрел в сторону дома.

Двери были нараспашку. На крыльце стоял Егор Николаевич с молодым оперативником. Сторож что-то деловито объяснял ему на словах и при этом сильно жестикулировал. Опер внимательно слушал. В какой-то момент Егор Николаевич нервно провел ладонью по лбу и вытер ее о брюки.

— Вскоре после того, как ты уволилась, кое-что случилось, — начал Кирьянов. — У нас младшая дочка тогда заболела. Вроде бы обычная простуда, но прихватило не по-детски. А потом началось что-то непонятное. Слабость, бледность, сонливость. Отвели ее к врачу. Мало ли, витамины надо попить или что-то еще сделать. Ну и кровь сдали на всякий случай.

Он прервался, стал внимательно разглядывать пышный куст, растущий метрах в десяти от дома.

— Короче, поставили онкологию.

— Да ты что… — ахнула я. — И молчал?

— Молчал. Иногда рассказать кому-то просто не можешь. Не получается.

Я была знакома и с женой Кирьянова, и с его дочками. Вовка обожал всех троих и по возможности держал в курсе, делясь тем, что происходит в их веселой семейке. Но о том, что его младшая дочь больна раком, я услышала впервые. Ему до сих пор было трудно говорить об этом.

— Шок, конечно. Справились, признаюсь, с трудом, — тихо продолжил он, глядя себе под ноги. — В общем, кое-как взяли себя в руки и стали обследовать. Один врач, другой, третий. Все в один голос говорят, что рак крови, что нам надо в больницу, что сейчас есть современные методы лечения, а это уже свет в окошке. А я, знаешь, заметил, что не могу свести всё воедино. Как об стену горох. Вроде бы специалисты, умные вещи говорят, а выйдешь за порог — в голове нет конкретики. Нет какого-то итога, понимаешь? Что-то не сходится то тут, то там, а медики в один голос: «Отклонения незначительны, они возможны, но вероятность диагноза девяносто процентов». Девяносто, а не сто, слышишь? То есть дуло к виску приставили, а когда ждать выстрел, не сказали. Только вот не к моему виску, а моего ребенка.