Владимир Колабухин - Тайна пансионата «Уют»

— Слушаю, — почтительно сказал появившийся Бес.

— Нам кофе и бутерброды, — бросил ему Верховский и принялся освобождать столик от шахмат.

Глазунов взглянул на окна: за их стёклами всё такая же темень. Броситься бы сейчас в эту спасительную мглу, добраться бы до Корнеева!.. Но — легче сказать, чем сделать. В дверях опять появился Бес, с усмешкой перехвативший его взгляд.

А кофе оказался горячим и крепким. Хороши были и свежие бутерброды с сыром.

Вскоре, однако, Профессор, отставил в сторону свою чашечку, выпрямился и немигающим взглядом впился в лицо собеседника.

— Итак, давайте вернёмся к нашим баранам… Надеюсь, вы хорошо понимаете, что представляете опасность для нас?

Глазунов тоже опустил чашку на крышку стола.

— Понимаю.

— Мы сможем договориться?

— О чём?

— В России скоро выборы. Я хочу выставить и свою кандидатуру. А вы поддержите меня выступлениями в газете.

— Метите в президенты? — съязвил Глазунов.

— Пока в местный парламент, — серьёзно ответил Верховский. — Ну как, принимаете предложение?..

Глазунов крутнул головой.

— Я уже выразил своё отношение к вам.

— То есть нет?

— Нет.

— Жаль!

Верховский натужно закашлялся, потянул руку за платком в нагрудный кармашек костюма. Но вместо платка в ладони блеснул голубой эмалью небольшой баллончик. Глазунов ещё не успел ничего сообразить, как в лицо ударила горьковато-пряная струя газа. Он заморгал, попытался вскочить…

— Сидеть!.. — послышался властный голос Верховского. — Сидеть!

Сознание Глазунова помутилось, в голове зашумело, и он безвольно опустился в кресло.

Верховский усмехнулся, спрятал баллончик.

— Ну вот и хорошо. Умница! Теперь всегда будешь слушаться меня. Я ведь зла не желаю, правда?

Глазунов вяло кивнул. Внутри себя чувствовал какую-то пустоту. Не хотелось ничего говорить, ни о чём думать.

— А ты и не думай, — словно издалека доносился до него голос Верховского. — Зачем тебе о чём-то думать? Забудь обо всём, что тебе здесь до этого говорил. Просто будешь выполнять то, что скажу. Я, а не кто-нибудь другой. Другие для тебя существуют лишь потому, что они есть на этом свете. Но их просьбы, приказы, мольбы или требования для тебя вовсе не обязательны. Ты можешь выполнять их лишь в случае, если они не расходятся с моими пожеланиями и наставлениями. Понятно?

Глазунов снова кивнул. Он пытался сбросить внезапно возникшую апатию, но его воля уже не поддавалась ему.

— А что ты понял?

— Выполнять только ваши пожелания, — запинаясь, ответил Глазунов.

— Правильно. Вот сейчас и спрошу кое о чём. А ты ответишь чётко и ясно, как на исповеди. О чём шёл разговор в милиции?

В голове Глазунова словно прояснилось. Он взглянул на Верховского. Перед ним сидел добродушный, милый, чем-то очень близкий, простодушный человек. Этот человек по-отечески улыбался ему и терпеливо ждал от него такого же доброго отношения. Ему нельзя было соврать, не поверить…

— Я сказал Корнееву, что сомневаюсь в случайности гибели моих друзей.

Верховский удовлетворённо тряхнул бородкой.

— Так… Корнеев — кто это?

— Начальник уголовного розыска.

— И что он ответил?

— Сказал, что у него есть основания полагать то же самое.

Верховский нахмурился.

— Почему?

— Он не вдавался в подробности.

— А кого подозревают?

— Беса и Длинного.

— Почему?

— Я сам указал на них, обрисовал внешность.

— От кого ты узнал, как их зовут?

— Наташа сказала.

Верховский ненадолго задумался.

— Корнееву тоже известны эти клички?

— Да, я назвал их ему.

— Та-ак, — протянул Верховский. — Занятно… Значит, личности наших мальчиков уже в поле зрения милиции… А Наташа? Корнеев и о ней знает?

— Знает.

— Что именно?

— Что числится в химико-технологическом.

— И всё?

— Всё.

— Ты сказал ему, что разыскиваешь Наташу?

— Да.

— И что отправился искать её именно сюда?

— Нет, об этом не было речи. Он запретил мне какой-либо поиск.

— Почему?

— Мол, не моё дело.

Верховский усмехнулся, погладил бородку.

— Это уже лучше. Значит, положение ещё можно поправить.

— Что за положение?

— Ну, сам видишь, в какую историю тебя втянула Наталья. Это из-за неё всё так получилось. Глупая девчонка!.. Сама напросилась на отдых в «Уюте», со всеми здесь перессорилась, а к ночи и вовсе сбежала. Что она наплела тебе в своё оправдание? Не было ничего этого, мой мальчик. Не было. Она всё сама подстроила с гибелью твоих друзей. У неё мания преследования. Вот и к тебе подбирается с россказнями. Надо избавиться от неё. Надо! Я знаю, что она понравилась тебе, и всё же…

Глазунов захлопал ресницами.

— Да-да, понравилась. И ты ревнуешь её к Бесу и Длинному. А она смеётся над тобой, убегает, дразнит, а сама готовит новое злодейство. И ты сейчас возненавидел её. Ведь так?

Глазунов неуверенно кивнул.

— Так! Сейчас ты пойдёшь в её комнату. Наталья будет сопротивляться, что-то доказывать. Но ты не станешь слушать её. Ярость клокочет в твоей душе, а в голове одна мысль — избавиться от этой подлой девчонки, ты и сделаешь так.

Верховский нажал кнопку звонка и, когда вошёл Бес, спросил его:

— У тебя есть нож?

Бес протянул ему свой клинок.

— Пойди к Наталье, отведи её в комнату и потом возвращайся за нашим гостем. Проведёшь его к ней, оставишь вдвоём.

Бес опять недоумённо вскинул брови, но ничего не сказал, двинулся к двери. Минут через пять он возвратился.

— Ну, с богом, — обратился Верховский к Глазунову и подал ему нож.

Глазунов повертел в ладони клинок, медленно поднялся, пошёл к двери. В голове снова зашумело, виски будто обручем сдавило. Ненависть к Наташе, неожиданно вспыхнувшая в нём, раздирала грудь, требовала выхода, но и что-то другое, душа и разум, сковывали руки и ноги, вызывали в душе протест против этой ненависти и желания отмщения.

— Иди, иди… Не обращай внимания на свои чувства, — глухо донёсся до него повелительный голос Верховского. — Надо избавиться от Натальи. Надо!..

В дверь кабинета Корнеева постучали, и на пороге выросла фигура капитана Петрова.

— Что случилось? — спросил Корнеев своего заместителя, неохотно оторвав взгляд от бумаг, разложенных на столе.

— Глазунов потерялся.

— Как «потерялся»?

— Ушёл от наблюдения.

— Где? Когда?

— Два часа назад. На автовокзале. Купил билет и так неожиданно вскочил в отходящий автобус, что наш сотрудник не успел последовать за ним.

Корнеев взглянул на часы. Было уже 17 часов 50 минут.

— Растяпа он, а не сотрудник! — в сердцах сказал Корнеев. — Какой маршрут автобуса?

— Сто десятый номер. До посёлка Черницыно, по дороге на Москву.

— Так, — помрачнел Корнеев. — Понятно.