Ольга Баскова - Подлинная история ожерелья Антуанетты. Том 2

— Я не возражаю, — ответила она. Они вошли в небольшое заведение, и улыбчивый швейцарец выложил перед ними весь ассортимент. Чего тут только не было! Дамы, забыв обо всём на свете, разглядывали чудеса кондитерского искусства, а когда наконец определились с выбором, уселись за столик возле заведения.

— Мари, вы действительно считаете себя моей подругой? — поинтересовалась Жанна, сделав глоток ароматного чая. Госпожа Бирх замерла с поднесённой ко рту ложкой, на которой красовался кусочек лакомого пирожного.

— Да, но почему вы спрашиваете?

— До сих пор, как я поняла, вы никогда не рассказывали обо мне императрице, — сказала де Ла Мотт. — Прошу вас и впредь никогда не упоминать моего имени.

Мари нервно заморгала.

— Ну почему вы так настойчивы? — спросила она. — У вас есть причины?

— Если вы настоящая подруга, то просто сделаете то, о чём я вас прошу, — резко бросила Жанна. Госпожа Бирх смягчилась.

— Вы же знаете, как я вас люблю! — жалобно ответила она. Графиня немного расслабилась.

— Знаю, моя дорогая. Ближе вас у меня нет никого на свете.

Мари улыбнулась и посмотрела на огромные часы, висевшие на фасаде кондитерской.

— Боже, меня ждёт Елизавета Алексеевна! — Она быстро поднялась и поправила широкие юбки. — Правду говорят, ради сладкого женщина готова продаться Дьяволу. Милочка, не сочтите за труд расплатиться. — Она придала лицу слезливое выражение. — Я всё вам возмещу!

— Можете не беспокоиться.

Графиня проводила подругу насмешливым взглядом. Она знала, что Казелет никогда не вернёт ей деньги. Мари была жадна, как большинство англичанок, и почти не скрывала это. Впрочем, жадность можно было простить. Помимо этого недостатка, женщина имела много достоинств. Она умела хранить тайны, и сама Елизавета Алексеевна доверяла ей секреты своего будуара. Правда, хитрая Жанна порой умела выведать у подруги то, что её интересовало, да так умело, что Мари ничего не замечала. В сущности, Жанну заботил один вопрос: чем отличается чета государей из России от четы из Франции? Есть ли у Елизаветы Алексеевны, доброту, ум и красоту которой здесь прославляют так же, как некогда в далёком Париже превозносили такие же достоинства Марии-Антуанетты, любовники и любовницы или она верна своему красавцу мужу Александру Первому?

Ответ на этот вопрос был получен довольно быстро, ещё в 1807 году. Несколько месяцев Мари Казелет не посещала свою подругу де Гаше по пятницам, ссылаясь на дела при императрице, но потом, придя к ней как-то в гости, проговорилась, что вчера хоронили Алексея Охотникова. Молодого красавца-кавалергарда кто-то пырнул ножом в спину после выхода из театра. Рана оказалась смертельной, и, несмотря на все усилия врачей, несчастный скончался, промучившись три месяца. Жанна, выслушав это признание, была удивлена. Допустим, какого-то кавалергарда ранили. При чём тут императрица, которая так отреагировала на это ранение, что ни на минуту не отпускала от себя госпожу Бирх? Ответ напрашивался сам собой. Охотников был не кем иным, как любовником Елизаветы Алексеевны. И его смерть была выгодна одному человеку — императору. Его руки уже обагрились кровью, когда он вступал на престол… Что ж, одним убийством больше — одним меньше…

Обо всём этом Жанна написала в своём дневнике. По её мнению, русская императорская чета практически ничем не уступала французской. Правда, во время Отечественной войны говорили, что Елизавета Алексеевна отказалась от блеска и внешних почестей, занявшись благотворительностью. Государство выделяло ей на расходы миллион, но она оставляла для себя только двести тысяч, из которых научилась выкраивать на туалеты четвертую часть, а остальное отдавала нуждающимся. Когда супруг собрался в поход, она захотела следовать за ним, но не выдержала всех трудностей полевой жизни. Впрочем, домой императрица тоже не вернулась и всё это время находилась от мужа на некотором расстоянии.

По мнению Жанны, перечисленные факты не особо говорили в её пользу. Кто знает, как повела бы себя Мария-Антуанетта, если бы Франция вела войну? Кроме того, она очень достойно ушла из жизни. Нет, эти пары стоили друг друга, как, наверное, все императорские пары.

Жаль только, что в России никто не закажет ей мемуары.

Императрица Елизавета Алексеевна, увидев румяную от мороза госпожу Бирх, всплеснула руками и изобразила недовольство:

— Ну где же вы пропадаете, моя дорогая? Вам известно, как мне порой бывает плохо!

Мари кинула шубу на софу и склонилась в реверансе.

— Извините, ваше величество, мы заболтались с графиней де Гаше, и я думала, что успею к вам вовремя. Но что с вами случилось? У вас болезненный и расстроенный вид.

Говоря так, Мари не лукавила. Елизавета Алексеевна ещё недавно по праву считалась одной из красивейших женщин мира. Даже опальный поэт Александр Пушкин, который терпеть не мог своего государя, с восхищением отзывался о красоте его жены. Один саксонский дипломат, побеседовав с Елизаветой, влюбился по уши и писал в своём дневнике: «Словом, императрица, кажется, одна из красивейших женщин в мире». Мало кто не восхищался её густыми белокурыми волосами, большими голубыми глазами, правильным греческим носом, чудным овалом лица, величественной фигурой. Сама Мари, часто беседовавшая с императрицей, находила, что готова смотреть на неё не отрываясь.

К сожалению, это время прошло. Елизавета начала блёкнуть после смерти Алексея Охотникова. Сначала с округлых щёк исчез румянец, они пожелтели и впали, черты лица заострились, прекрасные волосы поредели. Красота императрицы увядала с каждым годом, и теперь она выглядела старше своих сорока пяти лет.

— Я действительно болею, и ты знаешь причину этой болезни, — вздохнула Елизавета Алексеевна. — Она проста и банальна — одиночество. У меня нет никого, кто любил бы и понимал меня. Я так надеялась, что это будут дети, но мои бедные малютки слишком рано покинули этот мир. Муж ненавидит меня за одну-единственную связь. Подданные завидуют и боятся, хотя я никогда в жизни никому не причинила зла и старалась останавливать супруга.

— Вы неправы, ваше величество, — начала госпожа Бирх, — ваша подруга перед вами. Она никогда вас не предаст. Впрочем, вам это известно.

Императрица вздохнула.

— Иногда мне кажется, что вам надоело терпеть мои капризы, — призналась она.

Бирх подошла к своей госпоже и взяла её за руки. Они были холодны как лёд, и Мари постаралась согреть их своим дыханием.

— Ладно, хватит о грустном. — Елизавета выдавила улыбку. — После смерти Алёши в моём сердце постоянный траур, но нужно как-то жить, чтобы и он жил в моей памяти. Расскажите мне что-нибудь интересное! Кстати, вы почти никогда не говорите о своей подруге де Гаше. Она так и не желает появиться при дворе?