Надежда Черкасова - Поцелуй меня крепче [litres]

– Ты что, еще не проснулась? Ну ладно про день рождения забыла, а как же можно забыть, сколько тебе годков! – Старушка уставилась на Милу. – Ты, часом, не заболела? Или снова придуриваешься? Так не то время выбрала, голубушка. Некогда нам с тобой лясы точить, вставай уже. Тридцать три года тебе исполнилось, если уж ты сама не желаешь вспомнить.

– Так много?!

– Уж не торговаться ли ты со мной вздумала? Так, чать, не на базаре. Бери что дают, да еще спасибо скажи.

– Мы не будем отмечать мой день рождения. Я не хочу, чтобы Алеша узнал, что я уже старуха.

– Это я уже старуха. А ты – молодая и красивая. Ишь, чего удумала – обижать свой день рождения! Радоваться нужно, что дожила до него, да Бога благодарить. Потому как не всякому это счастье в жизни выпадает. И отметить его надо как следует, иначе обидится и больше не придет.

– Кто не придет – Алеша?

– Да ты окончательно проснулась или спишь еще? Я про день рождения говорю. Мне эвон уж сколько лет, а я обязательно его праздную, радуясь не только еще одному годочку, но и за каждый Божий день благодарю. А будешь радоваться этому дню, и следующий непременно наступит.

– Давай не скажем Алеше, сколько мне исполнилось.

– Он и так знает. Но раз взял тебя в жены, значит, не только ты, но и года твои его устраивают. И хватит время терять. Иначе не успеем к его приходу. В отличие от тебя он хорошо помнит, когда твой день рождения. А вот ты-то помнишь, что его день рождения двадцать восьмого июля, а мой – аккурат через месяц после твоего?

– Конечно, помню, – соврала Мила. – Как же я могу об этом забыть? Ты прямо странная такая!

Алексей подоспел к накрытому столу, хоть и постному, но все же праздничному. Однако за стол не сел, вызвал Милу на улицу. Поставив рюкзак на завалинку, осторожно извлек из него нечто, завернутое в тряпицу. А когда развернул, Мила ахнула: перед ее взором предстал большой куст с начинающими раскрываться крупными золотистыми цветками. Да это же прекрасная таймырская желтая роза!

– Не решился сорвать эту красоту, а потому выкопал прямо с кустом и корнями, – сказал весьма довольный собой Алексей, видя, что угодил имениннице.

Светящаяся от счастья Мила немедленно решила пристроить розу возле их домика. Они отправились к себе. Алексей выкопал ямку возле крыльца под кухонным окном, Мила ловко посадила куст, полила. Лучшего подарка в этой глуши и представить себе невозможно.

– Всегда хотела увидеть эту северную красавицу. А знаешь, она живет аж до ста пятидесяти лет! И каждые четыре года ее стебель прирастает всего на один только единственный сантиметр. В старину шаманы готовили из сиверсии лекарственные снадобья и чародейские напитки. Ах, как она великолепна! – не переставала восхищаться Мила. – Даже лучше тех… что растут в дядюшкином розарии. Там у него несколько десятков видов желтых роз, и он их специально для меня разводит, потому что знает, что они – мои самые любимые. А вот сиверсии у него нет… – Мила распахнутыми от ужаса глазами взглянула на Алексея. – Алеша, что я такое говорю?! О боже! Я вспомнила! Я все вспомнила!

Так вот откуда эти странные и необъяснимые перемещения в другие пространства, которые она считала дурными сновидениями. Мила здесь из-за предательства дядюшки, которому доверяла всецело и безмерно. На глазах выступили слезы.

– Мне теперь кажется, что я вспомнила даже то, чего никогда не было.

Алексей молчал. Да и что он мог сказать? Все эти месяцы он был счастлив в роли любящего и любимого мужа, притворяясь, что не замечает потери ее памяти. Нет, он не играл роль. Он жил. Жизнью, из которой не вычеркнет ни секунды, ни даже мгновения. А как же ложь во имя спасения Милы? Ложь, которая теперь готова свести на нет все его старания по налаживанию счастливой семейной жизни?

Рано или поздно это должно было случиться. Прошлое возвращается, руша на своем пути зыбкое настоящее, построенное на лжи. Сколько веревочке ни виться, конец всегда отыщется. Неужели это и в самом деле конец? Их взаимоотношениям, любви? Он поддался искушению и невольно своим молчанием – а по сути, ложью – принудил ее играть чужую роль. Но почему же чужую? Она начала свою жизнь практически заново, как после тяжелой болезни… Нет, не то. Болезнь приходит к человеку, чтобы научить его чему-то. А он избавил Милу от страданий, пойдя на поводу у старушки, и фактически превратился в сообщника. Кто им дал право распоряжаться ее жизнью!

А что, собственно говоря, в этом плохого? Спасают же врачи жизни больных. Вот и они попытались спасти Милу от безумства. Хотя оправдать можно все что угодно: благими намерениями выложена дорога в ад. Разумеется, он совсем не верил, что такое осуществимо – отнять у человека память. Может, потому и особо не возражал? Или, наоборот, надеялся на то, что это произойдет. И вот оно случилось. Если бы Алексею кто раньше сказал, что подобное возможно, он бы только посмеялся. Но теперь знает наверняка: на свете возможно все что угодно.

Однако что случилось, то случилось. Теперь как угодно можно оправдываться, а толку-то? Поздно сожалеть о содеянном, испытывать недовольство собой и страх перед будущим. Потому что всегда может быть еще хуже. От наказания, если заслужил, Алексею все равно не уйти. Так чего себе зря нервы мотать? Это не вина его, а ошибка. А ошибки можно исправить. Почти всегда. Во всяком случае, попытаться.

Поэтому если как следует разобраться, так ничего страшного и не произошло. Больной ум Милы отдохнул от болезни? Отдохнул. А потому и мыслить она теперь должна по-другому. Должна-то она должна, а вот будет ли? Будет! Несмотря ни на что и независимо от того, кто она – Люсенька или Мила Миланская… И все же – кто она на самом деле?

– Почему ты молчишь? Ничего не хочешь мне сказать? – Мила явно начинала злиться.

– А что ты хочешь от меня услышать? – Алексей был спокоен как никогда.

– Зачем ты так со мной? Ведь ты же знал, что я потеряла память. Тогда почему скрыл от меня? Почему вел себя так, будто ничего не произошло? Ты что, за дурочку меня держал? Это было тебе выгодно? Скромная, послушная жена, влюбленная в тебя до потери памяти. Так, что ли? – Мила злобно взглянула на Алексея и отвернулась.

Стоит ли ей сейчас говорить о том, что потерю памяти ей организовала старушка? С его молчаливого согласия, конечно. Пожалуй, не стоит: убьет обоих. Из ружья. По дури, которая в ней наверняка осталась. Застрелит, даже глазом не моргнет. Алексей покосился на насупившуюся Милу. Если это немедленно не остановить, снова начнется безумие, и все их старания насмарку. Несомненно, когда-нибудь она бы вспомнила. Но на сегодняшний день достаточно ли окрепли ее психика и ум для такого чудовищного откровения, каким является прошлое?