Надежда Черкасова - Поцелуй меня крепче [litres]

– Твои помощники тоже не должны отличаться особым умом?

– А вот здесь немного сложнее. В работе я не люблю дураков, так как это бизнес. Я работаю не за интерес, а за очень большие деньги. Поэтому помощники у меня должны быть очень умными. Но не умнее меня, конечно, иначе тоже все развалится. Им, умным и интеллектуальным, сложно приходится, так как они делают не передачи своей мечты, а некий искусственный суррогат современной жизни молодежи, замешенный на пошлости и низменных инстинктах.

– Неужели твои передачи кому-то нравятся?

– Сама поражаюсь: у них самые высокие рейтинги.

– И тебе не стыдно за них?

– Это всего лишь бизнес.

– Ты это серьезно?! То, что ты своими отвратными передачами души человеческие калечишь, молодые, доверчивые, не знающие еще жизни, – это, по-твоему, лишь бизнес?! Ну, знаешь! Тогда дядюшка прав, сослав тебя на край света. Чтобы ты образумилась, пришла в себя от преступной вседозволенности.

– Обидеть хочешь, да?

– Нет, пытаюсь выяснить для себя, на самом ли деле ты изменилась или только притворяешься, чтобы, воспользовавшись моей помощью и вернувшись, снова начать свою бурную деятельность по растлению бедной молодежи. Как же за это, должно быть, хорошо платят, если ты не видишь в подобном «творчестве» ничего преступного. Я бы на месте твоего дядюшки поступил так же.

– Но ты не на его месте. – Мила тревожно взглянула на Алексея. – Что ты будешь делать, если после возвращения я займусь тем же? Откажешься от меня, бросишь?

– Ты моя жена. Как перед Богом, так и перед людьми. И я принимаю тебя такой, какая ты есть. А если снова примешься за старое и начнешь дурить, единственным действенным способом останется – вернуть тебя обратно в скит на повторную перезагрузку сознания.

«Есть и другой способ, – подумала Мила, – более простой и реальный: перестать быть твоей женой».

– Не я, так кто-то другой займется молодежью, до которой сейчас нет никому дела. А я хоть как-то ее просвещала. Думаешь, если меня сейчас там нет, то и передачи мои канули в Лету? Да мою порочную эстафету уже давно подхватили. Та же Люсенька, будь она неладна. Ей для этого и особого ума не потребуется. Это мне приходилось лезть из кожи вон, чтобы ненароком не сочли опасной и не отобрали канал. Стоит только случайно высунуться из серой массы, тут же без головы останешься. Знаешь, сколько у нас таких героев – всадников без головы? Махали-махали шашками, да и домахались – сами без голов остались. А что толку от мертвого таланта, даже если им и восхищаются, ему поклоняются? Те, кто его уничтожил, будут стоять у гроба в первом ряду и громче всех рыдать. Потом станут рассказывать, что были его самыми лучшими друзьями и поклонниками таланта. Еще и мемуары напишут, деньги на чужой смерти заработают. Нет уж, лучше быть серой посредственностью, чем талантливым покойником.

– Считаешь, работа здесь ни при чем?

– Разумеется. Лишь дядюшка в состоянии обнаружить подмену, как бы сильно мы с кем-то ни походили друг на друга. И принять всевозможные меры, чтобы отыскать меня и вернуть назад. А раз до сих пор не разыскал, подмена – его рук дело. Поэтому мой тюремщик – он, и никто больше. Вот только зачем это ему понадобилось? Не понимаю!

– Чтобы управлять ситуацией, нужно не зависеть от нее. Поэтому внутри себя прими ее как испытание, а на внешнем уровне начинай действовать.

– Дрова, что ли, пойти порубить? – не удержалась от ехидства Мила.

– Можно и дрова порубить, если уж совсем худо станет от дурных мыслей. Сидя здесь, без дополнительной информации, мы вряд ли до чего путного додумаемся. Но попытаться стоит. Ты хорошо помнишь последние дни пребывания там?

– Совсем ничего не помню – ни последние дни, ни как здесь оказалась. Может, меня чем опоили? И что мне теперь делать?

– Радоваться, что жива осталась.

– Я радуюсь. И никак не могу придумать, как мне снова поменяться местами с Люськой, если она и в самом деле теперь живет моей жизнью. Думаешь, это возможно? А если она понравится дядюшке и он захочет ее оставить у себя навсегда? – У Милы на глаза выступили слезы. – Извини, что плачу. Но сил больше никаких нет! Ты не представляешь, как же мне хочется вернуться! Я не стану ему мстить, нет. Просто верну себе себя, потом уеду далеко-далеко, на край света, чтобы он меня не смог отыскать. Вот ведь змей, а как притворялся, что любит!

– По сути, ты обвиняешь самого дорогого тебе человека в предательстве. И это при том, что тебя наверняка окружало неимоверное количество врагов.

– Но я не хочу… – начала было Мила.

– Вот именно, не хочешь, – перебил Алексей. – Ты не хочешь даже думать о том, что можешь ошибаться. А если у тебя есть тайный враг, о котором ты даже не подозреваешь? Не лучше ли ошибиться в хорошем, чем в плохом?

– Это как?

– Вероятность ошибиться как в хорошем, так и в плохом – фифти-фифти. Однако последствия совершенно разные. По крайней мере, вероятность ошибиться в хорошем принесет меньше бед и страданий, чем вероятность ошибиться в плохом. А если предположить, что твой дядюшка вынужден был так поступить?

– Но зачем?!

– Хотя бы затем, чтобы сохранить твою жизнь. Он, видимо, опасался, что тебе угрожает смертельная опасность, вот и решил спрятать здесь, выдавая за Люсеньку. А Люсеньку в это время отвез куда-нибудь за границу и определил в частную клинику, чтобы подлечить. Она же не в себе.

– Как интересно! А не лучше ли было отправить за границу меня, а Люську оставить в тайге? Пожалел волк кобылу: оставил хвост да гриву.

Мила недовольно сверлила взглядом Алексея, понимая, однако, что его слова – та самая соломинка, за которую хватается утопающий, потерявший надежду.

– Тогда, может, объяснишь, что это? – Алексей достал с высокой полки папку и вытащил газетные вырезки. – О них, надеюсь, ты тоже вспомнила?

– Эта мерзавка Люська все сплетни обо мне собрала.

– Тогда почему ты не выбросила статьи?

– Да понятия не имею! – запальчиво воскликнула Мила, даже не взглянув на явный компромат. – А впрочем, знаю: чтобы окончательно не поверить, что я Люська. Хоть какая-то ниточка к моей прежней жизни сохранилась, пусть и такая ужасная. С вами тут и в самом деле сойдешь с ума. Однако твердо могу сказать одно: пусть я многое забыла, но то, что я не убивала Кирилла, – факт! И если бы дядюшка меня сюда не упрятал, с удовольствием дала бы показания полиции.

– Если все обстоит именно так, как здесь описано, ты бы уже оказалась в тюрьме. Однако твой дядюшка в любом случае поступил нечестно. По крайней мере, в отношении Люсеньки, которую, видимо, и держит для того, чтобы подставить и избавить от наказания тебя. Хотя, если он действительно определил ее в психиатрическую лечебницу – наверняка очень дорогую, – у Люсеньки появилась реальная возможность излечиться. Как говорится: нет худа без добра.