Керстин Гир - Замок в облаках

– Я, конечно, всего лишь консьерж, но даже я заметил, что количество гостей уменьшается, следовательно, отель не приносит прибыли, – спокойно продолжал месье Роше. – Расходы на содержание персонала, коммунальные услуги и эксплуатацию здания уже давно превышают гостиничные доходы, и даже кредитов, которых набрали братья Монфор, недостаточно, чтобы покрыть их. Идея привлечь инвестора витает в воздухе уже несколько лет. – Он поправил очки. – И эта идея вполне разумна, если, конечно, удастся найти правильного инвестора.

– Да, но ведь Буркхардт совершенно неправильный инвестор! Он собирается устроить в библиотеке салон для игры в гольф, что совершенно бессмысленно при отсутствии поля для гольфа возле отеля. Кроме того, Монфоры упоминали о канатных дорогах и крытых парковках. – Я была так возмущена, что даже не пыталась говорить тише. Однако Бен, поглощённый беседой с британским актёром, который запоздал и прибыл в отель только сегодня (и которого я бы ни за что не узнала, если бы мне его не показали), кажется, всё равно меня не слышал. Я бы многое отдала за возможность спросить его, в курсе ли он наполеоновских планов своего отца и что он сам о них думает, однако до сих пор мне не представился подходящий случай. Кроме того, если начистоту, я даже не знала, как подступиться к этому не самому простому разговору.

Сегодня в обед я наткнулась на Бена в прачечной, куда заглянула, чтобы занести Павлу кусок яблочного пирога с корицей в обмен на кошачью шапочку Грейси, которая благодаря стараниям Павла выглядела как новая.

Поджав ноги, Бен восседал на тихонько гудевшей Старой Берте и ел бутерброд с маслом – непринуждённая и располагающая картина. Павел распевал арию баса из Рождественской оратории Баха, и я, на минутку поддавшись праздничному настроению, подпела ему, взяв на себя партию соло на трубе. В грохоте стиральных машин не стесняться было легко и просто. Мои попытки изобразить голосом трубу, несомненно, позабавили Бена, и он, недолго думая, устроил из Старой Берты огромный барабан.

Несколько минут мы радостно распевали во всё горло, трубили и барабанили, потом Бен вдруг вскочил на ноги, пробормотал извинения и унёсся прочь. По-видимому, должность пожизненного практиканта не предусматривала обеденного перерыва.

– «Спешите, ах, спешите, пастыри, в веселье!..» – пропел Павел ему в спину.

– Планы по перестройке отеля действительно выглядят устрашающе. – Голос месье Роше отвлёк меня от мыслей о Бене и импровизированном концерте в прачечной. – Но ведь пока это всего лишь планы. – Он примирительно улыбнулся мне.

Я понятия не имела, откуда у него такая безграничная уверенность в том, что всё будет хорошо.

– В конце семидесятых годов прошлого века на нашей горе, где стоит отель, уже собирались строить горнолыжный комплекс и канатную дорогу. Однако потом инициаторы проекта передумали.

– Но Роман Монфор, судя по всему, твёрдо решил продать отель как можно скорее, и ему наплевать, что здесь устроит Буркхардт. – Я всё-таки немного понизила голос: – Он упоминал о чемодане денег сомнительного происхождения…

Похоже, это тоже не удивило месье Роше.

– Судя по всему, утилизация мусора – отрасль весьма мутная, но и весьма прибыльная. – Он отхлебнул капучино.

В кухне мне удалось организовать нам по чашке кофе, хотя вообще-то время послеобеденного кофе с тортом уже миновало. Мне просто ужасно не хотелось заявиться в ложу консьержа с пустыми руками, раз уж мне выпало стать вестницей плохих новостей.

Моё дежурство в детской игровой закончилось в полпятого вечера, и, если не считать того, что после него я вычесала из волос полтонны блёсток, прошло оно в высшей степени мирно и без происшествий. Вероятно, этим мы были обязаны прежде всего отсутствию Дона Буркхардта-младшего. «Оленёнок», к счастью, так и не появился в игровой и не показался даже во время экскурсии по отелю, которую мы проводили для наших самодельных единорогов.

Втайне я надеялась, что его родители наконец-то съехали из отеля и прихватили его с собой, – скатертью дорога! – но потом выяснилось, что Дон всего лишь подцепил желудочный грипп. Любому другому постояльцу я бы искренне сопереживала. Однако по отношению к Дону я испытывала чувство глубокого удовлетворения – так ему и надо!

– Кстати, господин Буркхардт не впервые проворачивает дела с чемоданами денег неизвестного происхождения, – поведал мне месье Роше после того, как мы некоторое время молча пили кофе.

– Правда? – прошептала я.

Консьерж кивнул.

– Однако, насколько я знаю, до сих пор речь шла о мусоросжигательных заводах, компаниях по переработке отходов, мусорохранилищах и могильниках радиоактивных отходов в различных уголках Европы. Гостиничное же дело – совершенно другая отрасль. Очевидно, Буркхардт хочет попробовать себя в новом качестве.

Замок в облаках – игрушка в руках сумасшедшего миллионера! Если Буркхардт и правда собирался заняться гостиничным бизнесом, предпочитая к тому же современные интерьеры, зачем ему понадобился именно этот отель – с его многочисленными старомодными укромными уголками, нишами, эркерами, башенками и завитушками? Почему он не мог использовать в качестве подопытного кролика отель попроще?

– Руди Рох… э-э-э… то есть младший из братьев Монфор, сказал, что Буркхардт собирается сделать из наших тридцати пяти номеров сто.

– Ну, теоретически это возможно, если использовать помещения под крышей, пустующие большую часть года. Правда, тогда персоналу придётся жить где-то ещё…

– Но это же полный кошмар! – вырвалось у меня, вероятно, слишком громко, потому что Бен бросил на меня взгляд со стойки регистрации и вопросительно приподнял брови.

Я быстро улыбнулась. Бедный Бен… Если я всё правильно поняла, его пожизненная практика в отеле должна была закончиться в обозримом будущем. «Он любит это место», – вспомнились мне слова его дяди – Рудольфа. Я тоже любила отель, хотя работала здесь только с сентября. Какие же чувства должен был испытывать к «Шато Жанвье» человек, практически выросший в нём?..

– Кстати, вот семейство Смирновых из панорамного люкса. – Месье Роше кивнул в сторону приближавшейся к нам супружеской пары с ребёнком.

Вчера вечером я не видела, как они прибыли, поэтому уставилась на них с особенным любопытством, незаметно отодвинув наши чашки из-под капучино за вертушку с открытками и отступив на несколько шагов, чтобы не привлекать внимания. Мадам Смирновой было едва за тридцать, а может быть, и меньше. Она оказалась привлекательной женщиной с миндалевидными глазами, ухоженным лицом без единой морщинки и блестящими каштановыми волосами, уложенными в сложную причёску и ниспадавшими на меховой воротник её приталенного жакета. На ногах у неё были туфли на головокружительно высоких каблуках, однако она передвигалась на них так уверенно, как если бы шла босиком. Широкими шагами, словно красуясь на подиуме, она пересекла фойе, одной рукой отбрасывая волосы назад, а другой элегантно покачивая сумочкой. У неё был тёмно-красный маникюр в тон помаде. Только когда она поставила на стойку сумочку, я заметила, что в ней сидит собачка, – вероятно, самая маленькая из тех, каких мне довелось видеть. Она выглядела точь-в-точь как плюшевая игрушка: белая, пушистая, с чёрными глазками-бусинками. Даже тявкала она как-то ненатурально, как собачка из мультфильма.