Наталья Александрова - Ладанка Жанны д'Арк [litres]

– Что это такое?

– Чек с местной заправки.

– Ну и что? Какой нам прок от этого чека?

– А вы поглядите на дату! Это ведь тот самый день, когда здесь был адвокат.

На какое-то время наступила тишина, потом женщина проговорила напряженным голосом:

– Выходит, она каким-то образом вышла на Станишевского…

– Вы еще на это посмотрите! Видите эти цифры? Это ведь та самая дата! Шестнадцатое августа девяносто шестого!

Вот как хотите, но теперь в голосе Петровича звучало самое настоящее злорадство.

– Черт… правда… – Голос у Вдовы тоже изменился.

– Что будем делать?

– То же, что раньше. Мне нужно завещание. Если я все получу и вступлю в права собственности, все здесь срою, забетонирую и выстрою на этом месте новое здание! Склад, фабрику, больницу – все что угодно!

– Не надо строить… котлован ведь рыть станут…

– Тогда бетонную площадку зальем и памятник поставим! Этому, как его…

– Колченогому… – хмыкнул Петрович.

– Да хоть бы и ему! Тогда никто ничего не узнает! А ты должен рыть землю носом, но раздобыть завещание! От этого зависит и твоя судьба!

– Я понимаю…

– Понимать мало! Ты должен сделать все, понимаешь – все! Тогда ты меня подвел… я тебе поручила такое простое дело, а ты…

– Я избавился от адвоката.

– Избавился! Избавиться от старого человека может любой дурак, для этого большого ума не нужно!

– Тогда все сделали чисто, никто ничего не заподозрил, все поверили, что он умер от инфаркта!

– Повторяю – для этого большого ума не нужно! Адвоката ты убрал, но завещание упустил!

– Я думал, он держит его при себе…

– Он думал! И девку эту ты мне обязательно найди! Это важно, сам знаешь! Кто знает, какие еще сюрпризы от нее можно ждать… Не люблю, когда много народу тут толчется, но придется еще людей вызвать, чтобы они все тут обыскали…

Скорчившись в вонючем ящике, я слушала разговор Вдовы и Петровича. Вот еще новость – зачем им я? Ведь ясно же, что меня вмешали в это дело случайно. Ну так обстоятельства сложились – оказалась не в то время и не в том месте. С другой стороны, как-то все связано… Только никак не удается проследить эту связь, не хватает информации… Ладно, об этом я подумаю потом.

Тут я почувствовала, что мусор подо мной начинает рассыпаться, и сунула руку вниз, чтобы вытащить промасленный пакет из «Макдоналдса» – он все время шуршал, и я боялась пошевелиться.

Очень осторожно я потянула за пакет, промасленная бумага прорвалась, и я увидела… мышь, точнее, маленького серого мышонка, который, оказывается, спокойно обедал остатками гамбургера. Мышонок посмотрел на меня сердито и недовольно, а я окаменела. Из грызунов я могу спокойно переносить только белок, и то когда они высоко на дереве.

И хоть умом я понимала, что мышонок не причинит мне никакого вреда, меня прошиб пот, и понадобилось сжать зубы, чтобы не заорать.

«Уходи, пожалуйста! – взмолилась я. – Будь человеком!»

Но мышонок не хотел быть человеком. Он хотел быть голодной мышью, которой помешали съесть законный обед. Он выскочил из пакета, громко шурша промасленной бумагой, вскарабкался мне на бедро и ловко побежал вверх.

В первый момент я подумала, что сейчас умру. Потом, когда наглая мышь добралась до руки и тыльной стороны ладони коснулись крошечные лапки, я дернулась и заорала. Ничего не смогла сделать, это было сильнее меня.

Разумеется, крышка ящика тут же открылась, и Петрович выдернул меня оттуда, как морковку из грядки.

– Ух ты! – почти радостно сказал он. – Поймал! Говорил же, что она не могла далеко убежать!

Ага, если бы не мерзкая мышь, фиг бы ты меня поймал!

Я поморгала, потому что глаза резало на свету после темного ящика. А потом увидела перед собой женщину – ту самую Вдову.

Что ж, с виду ухоженная. Худая, подтянутая, лишнего грамма нет. Жилистая, сильная, тренированная. А все равно видно, что сильно немолодая, хоть лицо и без морщин. Но какое-то оно неживое, глаза, рот, нос будто нарисованы.

– Это она? – спросила Вдова у Петровича, не глядя на него.

– Она самая, – подтвердил он, очень довольный, – говорил ведь – от меня не сбежишь.

Когда это он такое говорил? Я пожала плечами.

– Придержи ее! – бросила Вдова Петровичу, и прежде чем я успела среагировать, он обхватил меня сзади за плечи, а эта стерва закатила здоровенную пощечину.

Хорошо так приложила, рука у нее тяжелая, у меня в первый момент в глазах потемнело.

– И что? – спросила я. – Полегчало тебе?

Она подошла вплотную, и теперь я увидела совсем близко ее глаза. Теперь в них плескалась ненависть, правильные, в общем-то, черты ужасно исказились.

– Ты, мелкая дрянь, – прошипела она, – с кем вздумала тягаться? Да я же тебя на мелкие кусочки нарежу и солью присыплю, живой в землю закопаю и кислотой сверху полью!

Руки Петровича, держащие меня, на миг дрогнули, и я воспользовалась этим, чтобы боднуть Вдову головой. Не получилось. Зато я неожиданно успокоилась.

– Не выйдет у тебя, – сказала я твердо.

– Чего это? О чем ты говоришь?

– Ничего у тебя не выйдет. Не получится по завещанию все получить.

– Ты откуда знаешь?

– Да уж знаю… – Я усмехнулась, вспомнив, что спрятала завещание у Зюзи.

– Ты мне все отдашь, – прошипела Вдова, – иначе пожалеешь, что на свет родилась. Ты не представляешь, что я могу с тобой сделать. Ты такое и в страшном сне не видела.

Как раз это я могла себе представить, глядя ей в глаза. Я плюнула ей в лицо и тут же огорчилась, потому что плевок был с кровью. Выходит, эта злодейка выбила мне зуб?

Я бешено завертелась, стараясь высвободиться из рук Петровича. Очевидно, тот тоже загляделся на Вдову и немного ослабил хватку, так что мне каким-то чудом удалось вырваться. Я пригнулась, вывернулась и побежала к воротам, но тут увидела, что во двор фабрики въезжают машины. Наверно, это люди Вдовы. Ну что ж, не повезло.

Третьего января 1431 года девятилетний мальчик, король Англии, подписал приказ:

«Во имя Господа, Аминь. Начать суд по делу веры над неким или над некоей, в народе именуемой Девой».

Для того было так написано в приказе, чтобы подчеркнуть: перед судом предстанет не мужчина и не женщина, а некое существо неизвестного пола, бесовское отродье.

Англичане решили судить Жанну не военным и не гражданским, а церковным судом, как еретичку и колдунью. Ибо если суд признает, что Карла привела на коронацию в Реймс ведьма, то кто же признает его законным королем Франции?

Главными судьями на этом процессе были все тот же епископ Бовезский Пьер Кошон и доминиканский монах брат Жан Леметр, наместник Великого Инквизитора Франции.

Англичанам и их союзникам нужно было осудить и казнить Жанну «именем Божьим», чтобы доказать себе и всему миру, что Господь на их стороне, а не на стороне французов.