Наталья Александрова - Ладанка Жанны д'Арк [litres]

Генрих V, после страшной битвы при Азенкуре озирая поле боя, усеянное окровавленными телами, сказал:

«Сие не моих рук дело, а Божьих: Господь покарал французов за их неисчислимые грехи».

Сейчас его наследники хотели судом над Жанной добиться того же: доказать, что ее победы – происки дьявола.

Жанна была у них в руках, в полной власти, но решение убить ее было их ошибкой.

«Если англичане убьют меня, – говорила Жанна незадолго до суда, – мертвая, я буду вредить им больше, чем живая. Пусть они убьют меня, но земное назначение мое будет исполнено».

Жанна ждала суда и казни, но не боялась их.

Тюремщики же ее, напротив, боялись, боялись всего.

И того, что французы освободят ее штурмом либо какой-то хитростью; и еще больше – того, что сама Жанна освободится при помощи какого-нибудь волшебного слова или заклинания – ведь они считали ее ведьмой. Поэтому ее посадили в железную клетку, такую низкую и тесную, что в ней нельзя было встать в полный рост, и еще приковали цепями за руки, за ноги и за шею. Кроме того, днем и ночью стерегли ее пятеро свирепых тюремщиков из числа бывших разбойников, осужденных на смерть, но вместо казни принятых на военную службу.

Из первой машины на ходу выскочили подтянутые парни в черной форме с автоматами на изготовку. На меня никто не обратил внимания, они дружно рванули к ящику с песком, возле которого застыла Вдова. Петрович маленько подергался, но его мигом обезоружили и надели наручники.

– Ну, девушка, задали вы нам задачу! – сказал, выходя из другой машины, высокий человек тоже в черном, но без автомата.

– Вы же отслеживаете мою машину! – догадалась я.

– Ну да, машину, но ведь вам еще велено было беречь микрофон. А вы его потеряли!

Ну да, Зюзя что-то сунул мне за воротник и сказал, чтобы была осторожна. А я… наверно, микрофон потеряла, когда Петрович тащил меня сюда из больницы. Вот оказывается, в чем дело! Не за мной эти люди присматривали, у них свой интерес. Ну и ладно, кто я такая, чтобы за мной три машины посылать?

Краем глаза я заметила, что двоих накачанных парней, что приехали вместе с Вдовой, тоже взяли и надели на них наручники. Они не сопротивлялись.

Следом за старшим из приехавших, которого остальные называли полковником – просто так, без фамилии, – я подошла к Вдове. Она стояла, сложив руки на груди, и смотрела на все происходящее с холодным презрением.

– В чем дело? – спросила она, и голос ее не дрожал – железная женщина. – Кто вы такие?

Полковник предъявил ей удостоверение и попросил документы.

– Так-так… – проговорил он, изучив ее права, – Реут Марина Евгеньевна…

– Я могу ехать? Вы поняли, что это ошибка, и я не имею к этому человеку, – она кивнула на Петровича, – ни малейшего отношения.

– А что вы тут делали?

– Фабрика отошла мне по наследству после смерти мужа, – пояснила Вдова, – я приехала, чтобы посмотреть, что тут можно сделать и во сколько это обойдется.

Ой, врет-то! И никакого наследства она пока не получила, и приехала, чтобы меня поймать, и вообще…

– Должен вас огорчить, – вежливо сообщил полковник, – никакой ошибки нет, мы приехали именно к вам. Очень удачно, что вы оказались на месте преступления.

– Какого преступления? – Казалось, Вдова и правда удивилась.

– Больше двадцати лет назад на этой фабрике погибли двадцать четыре человека, и вы…

– О чем вы говорите? Какое отношение это имеет ко мне?

– Не притворяйтесь, гражданка Реут, – строго сказал полковник, – не стоит считать людей глупее себя. Нетрудно будет доказать, что вы работали на этой фабрике в то время.

– Ну и что? При чем тут какие-то покойники? Где они? Вы их нашли?

– Мы обязательно их найдем, все тут осмотрим и найдем!

– Ну, бог вам в помощь, а пока… – Вдова повернулась, чтобы уйти.

– Стойте! – вмешалась я в разговор. Уж очень нагло выглядела эта стерва, к тому же рот мой был полон крови, и зуб шатался. – Пожалуй, я смогу вам помочь, так быстрее выйдет. Сейчас один человек укажет точное место захоронения.

Если бы можно было убивать взглядом, то я умерла бы на месте после того, как Вдова на меня посмотрела. Только теперь ее взгляд не произвел на меня особого впечатления, уж очень я была зла. Опять-таки эти ребята не дадут меня в обиду.

Я отошла в сторонку и крикнула:

– Витя-а!

Полковник посмотрел на меня удивленно, Вдова презрительно скривилась, Петрович, которому кто-то в суматохе подбил левый глаз, только хмыкнул.

– Витя-а! – снова крикнула я, повернувшись в другую сторону. – Выходи, не бойся! Эти люди не сделают тебе ничего плохого! Я обещаю!

И снова молчание было мне ответом. Вдова смотрела с неприкрытым злорадством, полковник хмурился.

И тут из-за разросшихся кустов у забора появилась собака. Большая лохматая дворняга с проплешиной на боку. Одно ухо у нее висело, второе победно торчало вверх, глаза были разного цвета.

Собака подозрительно оглядела всех присутствующих, но все же направилась ко мне.

– Друг! – обрадовалась я. – Дружок, дорогой, а где же Витя?

Пес посмотрел удивленно: не знаешь, что ли, Витиных привычек? Он людям ни за что не покажется…

– Он тут очень, очень нужен! – Я наклонилась и прошептала эти слова собаке на ухо, стараясь не показывать, что ее густопсовый запах, мягко говоря, не слишком приятен.

Пес поднял голову и взглядом выразил сожаление – ничего, мол, не могу сделать. Краем глаза я заметила на лице полковника неудовольствие, а Вдова просто смотрела с издевкой.

– Дружок, отведи меня туда, очень нужно, это Вите поможет! – прошептала я в отчаянии.

И вы можете мне не поверить, но умная собака все поняла! Друг повернулся и потрусил вперед, а я – за ним, заметив, что полковник кивнул парочке парней в форме, чтобы шли за мной.

Мы пошли к тому дому, что стоял на отшибе, собака обогнула его, уверенно миновала вход, через который я попала в дом в первый раз, затем юркнула в проход между кустами. Я ускорила шаг, парни припустили за мной.

Собаченция ждала нас возле небольшой дверцы, закрытой на обычную щеколду. Я открыла дверь, мы прошли тесным коридорчиком и попали в заднюю часть довольно большого помещения – то ли склада, то ли цеха. Сейчас в нем не было ни оборудования, ни продукции, лишь валялись ломаные ящики и поддоны, в углу – груда мешков. Пахло затхлостью и плесенью, от бетонного пола несло могильным холодом.

Витя сидел на том самом месте, где пол был залит бетоном другого цвета, возле стены, на которой сделаны двадцать четыре зарубки. Витя раскачивался и что-то бормотал, перед ним лежал букетик невзрачных осенних цветов. Бледно-розовые, сиреневые… такие росли в Куромяках вдоль дороги.

Я прислушалась к Витиному бормотанию.