Ирина Грин - Зыбучие пески судьбы [litres]

– Похоже, – отозвался он.

– Но Глеб же опознал тело? Думаешь, за всем этим стоит он?

– Не уверен, но не исключаю такой вероятности.

– Виктория сказала, что он собирается уехать в Италию. Хочет скрыться от правосудия?

Тимур задумался, допил остатки кофе.

– Наверное, будет нелишним предупредить Щедрого.

Кристина вспомнила поручение Лебедева. Пожалуй, без звонка Щедрому не обойтись.

– Да, хорошо, – кивнула она. – Я приглашу его на кофе.

Кира проснулась от холода. Пошарила рукой в поисках одеяла и нащупала что-то тонкое и колючее. Завернулась поплотнее, но теплее не стало. Она открыла глаза и обнаружила, что лежит на какой-то чужой кровати, накрытая тонким шерстяным одеялом без пододеяльника, в абсолютно незнакомой комнате, где стоят еще семь таких же кроватей. Занавеска на окне слегка колеблется, значит, оно приоткрыто, но в комнате очень душно.

Не обнаружив у кровати никакой обуви, Кира встала – ледяной пол обжег ступни – и, с трудом передвигая ноги, держась за спинки кроватей, чтобы не упасть от неизвестно откуда взявшейся слабости, пошла к смутно белеющей в полумраке двери. За ней обнаружился длинный, скудно освещенный коридор. Кира осмотрела свою одежду – светлая рубашка с мелкими цветочками, короткая, гораздо выше колен, и очень широкая. Неудобно будет, если кто-нибудь увидит ее в таком наряде, но потребность узнать, где она и как сюда попала, пересилила стыд. В конце коридора – а может, это было его начало? – стоял стол с лампой, единственным источником света, а за ним, уронив голову на папки с бумагами, спала женщина в белом халате. Кира подошла ближе, и звук ее шагов разбудил женщину. Пару секунд она непонимающе смотрела на Киру, словно прикидывая, кто перед ней – человек или призрак, являющийся продолжением сна. Потом ее взгляд сделался более осмысленным.

– Тебе чего? – спросила она голосом, лишенным какого-либо участия.

– Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, где я?

– Пятая больница, терапевтическое отделение, – устало ответила женщина. – Позаливают глаза, а потом нормальным людям спать мешают. Ступай в палату.

– Как я сюда попала?

– Утром придет доктор, у него и спросишь. Ступай в палату.

– Мне холодно, – пожаловалась Кира.

– Подожди, сейчас дам тебе одеяло, – уже более миролюбивым тоном произнесла ее собеседница.

Она встала, открыла дверцу стоящего рядом шкафа и вытащила оттуда одеяло – близнеца уже имевшегося у Киры, такого же тонкого и колючего. Произнеся слова благодарности, она вернулась в кровать, которую при всем желании не могла назвать своей, укуталась в одеяла и попыталась уснуть, но сон не шел. Воспоминания о последних днях словно окружили кровать, и каждое шептало, пытаясь привлечь ее внимание: «Кира… Кира…»

Вот Глеб разговаривает на кухне с воробьем. Смотрит на нее с тревогой. «Хочешь, я все брошу и поеду с тобой?» А вот Виктория Александровна сует ей в руки пачку денег. В воспоминаниях пачка кажется большущей – раза в три больше, чем та, которую вручила ей мать Глеба. А еще в воспоминаниях Кира отказывается от денег. «Спасибо, – говорит она Виктории Александровне, – но я не могу это взять. Я все расскажу Глебу, и пусть он решает – нужна ему сумасшедшая жена или нет». Виктория Александровна хмурит брови, кладет деньги в сумочку, клацает замок, и Кира удивляется – как такая большая пачка влезла в маленький ридикюльчик. А вот она приходит домой. Ищет Глеба, но его нет. Только воробей прыгает по подоконнику, смотрит голодными глазами, и Кира понимает, что Глеб ушел и больше не вернется. Дверь вдруг с шумом распахивается – на пороге стоит девушка-доппельгангер. «Что тебе надо от меня?» – спрашивает Кира, а та молча разворачивается и уходит. Кира понимает, что она не дома, а возле гостиницы в Славнинске, где Негода снял ей номер. Она идет за девушкой. Та ускоряет шаг, но Кира не отстает. Вот они попадают в какой-то парк. Кругом ни души. Кире становится страшно, но она упорно идет за незнакомкой. Та вдруг оборачивается, кричит: «Отстань от меня, дура!» – и толкает Киру в грудь. Сильно. Кира вскрикивает, падает. Глаза закрываются, и становится не так страшно. Ночь… Темно… Девушка-доппельгангер кричит резким, каким-то птичьим голосом: «Чего разлеглась? Вставай!», а еще шепчет в панике: «Мамочка!» Кира понимает, что чьи-то руки хватают ее за лодыжки и куда-то тянут. Камни на дорожке чувствуются даже через одежду. «Тяжелая!» – Голос девушки похож на стон. Кира слышит ее тяжелое дыхание. Лицо царапают сухие ветки, шелестит листва. До нее доносится звук быстро удаляющихся шагов, и наступает тишина. Темно… Холодно… Очень холодно…

Кира очнулась оттого, что кто-то требовательно потряс ее за плечо.

– Больная, проснитесь!

С трудом открыв глаза, Кира увидела склонившуюся над ней женщину в белом халате и шапочке, надвинутой на брови.

– Ну вот и хорошо, – неизвестно чему обрадовалась та. – Говорят, ты ночью бродила по отделению?

– Извините, – прошептала Кира.

– Постарайся пока побольше лежать, вставай только в случае крайней необходимости. Сейчас будет обход, а потом мне нужно записать твои данные. Можешь позвонить родным, чтобы принесли твои документы?

– Родные? – Кира с трудом сдержала слезы. – У меня никого нет. Я вчера похоронила отца…

Женщина покачала головой:

– Не вчера – ты у нас уже пять дней.

– Как пять? – ахнула Кира.

Но тут дверь распахнулась, и в палату быстрыми шагами вошел мужчина в белом халате. Кира поняла, что это и есть тот самый доктор.

– Здравствуйте! – сказал он и первым делом направился к Кире. – Здравствуйте! Как самочувствие?

– Хорошо, – ответила она.

– Так уж и хорошо? Давайте я вас послушаю.

Он вставил в уши трубочки висевшего на шее фонендоскопа и внимательно прослушал ее легкие.

– Хорошо.

Кира хотела спросить, что с ней и правда ли, что она целых пять дней находится в этой больнице, но доктор уже разговаривал с женщиной, кровать которой находилась рядом с Кирой.

Обход длился не более пяти минут. После ухода доктора женщины разговорились. Сначала обсудили личность врача. Мнения разделились: одни считали его слишком поверхностным, другие возражали, что это не мешает ему быть хорошим специалистом. С доктора перешли на женщину, которая подходила к Кире, медсестре Кате. Полная круглолицая пациентка в углу у окна сказала, что определенно между доктором и Катей что-то есть. Потом разговор зашел о здравоохранении в целом, бесплатных лекарствах и неспособности городского руководства обеспечить ими всех страждущих. От критики начальства перешли к криминогенной обстановке в целом, в частности – к недавнему наезду на пятерых человек одновременно.