Алексей Ходорковский - Медвежья пасть. Адвокатские истории

Через год после конфликта отношения выровнялись, во всяком случае внешне.

Мужики часто жалеют о своих поступках. Не признаются, но жалеют. Это был именно тот случай. Встреча малыша и ее слова крепко засели в моей голове.

Совместных поездок в выходные стало больше, куда-то ездили и ездили. В памяти все слилось в одну большую поездку. Названия отелей и домов отдыха стерлись. Нам было все равно где, главное — вместе просыпаться утром, для нас это и было счастье. В будни мы были лишены этого.

Потом был Париж. Мы праздновали свое семилетие. Леночка уже почувствовала вкус к хорошим вещам, блистала своей красотой и нарядами. Наверное, год после поездки была законодателем мод в своей больнице. Она умела носить вещи и подавать их. Всегда все было отглажено, украшено каким-то пустячком, шлейф тонких духов тянулся за ней следом. Даже белый врачебный халат, сшитый нами на заказ, жестко накрахмаленный, с именным вензелем на груди смотрелся как произведение искусства. Она носила красивые и дорогие вещи без лишней помпезности и выпендрежа, поэтому тряпки на ней смотрелись естественно и просто.

В аэропорту Шарль-де-Голь Зая пришла в восторг от яркости и необычности архитектуры стекла и бетона. Она принимала все, как ребенок, смеялась. Я был рад ее реакции, мне было уютно рядом с ней, хотел ей угодить. Ей нравилось то, что обычно вызывает у нас раздражение: очереди на таможню, ожидания паспортного контроля и багажа. С Леночкой эти процедуры проходили легко и незаметно. Она была счастлива.

С удовольствием опиралась на мою руку и хвалилась духами «Люблю Париж», которые мы купили тут же, в аэропорту. Она крутила флакончиком перед моим носом и целовала меня в щеку. Брызгаться я ей не давал, но она каким-то образом ухитрилась сделать это и была довольна собой. Взяли такси и поехали в отель. Отель был забронирован в самом центре, я когда-то в нем бывал. Подъехали к парадному подъезду, Зая вышла из машины и увидела Лувр. У нее, по-моему, дыхание перехватило. Она обняла меня и сказала:

— Спасибо тебе, мой родной. Я всегда мечтала увидеть Лувр.

Первое ее искреннее, не сыгранное впечатление. У каждого есть свои любимые места в Париже. Ленку уложили на обе лопатки старинные стены Лувра. Она просто обалдела, и к этим воспоминаниям мы много раз возвращалась.

Мы заселились. Отель был старым, с маленькими лифтами и уютными каминами. Обычная комната с окнами на цветочную клумбу во дворе. В номере мы практически не бывали. Все время гуляли по улицам. Париж был перед нами, у нас было семь дней.

В первый вечер мы пошли в варьете «Крейзи хорс». Обнаженных танцовщиц «одевали» яркими лучами света. Необычно и красиво.

Прогулки по Парижу. Смех, улыбки, рука в руке. Вернувшись в отель, падали в койку еле живые от усталости и лежали без движения.

Все дни гуляли по городу пешком, экскурсий не брали, наслаждались Парижем и друг другом.

Как потом выяснилось, эта поездка стала этапом в нашей жизни. Через пару месяцев Лена осторожно сообщила мне, что беременна. Удивления не было, так как мы перестали предохраняться. Выло ясно, что без ребенка она не останется со мной. Я решил — будь что будет. Молча поцеловал любимую женщину. Она сияла. Я уже хотел, чтобы она родила. Материально мы к этому событию были готовы, да и морально я за семь лет созрел. Все было вовремя и здорово. Стал видеть в ней не только любовницу, но и маму своего ребенка. Беременность нас сблизила. Каждый вечер целовал ей животик и задавал старый риторический вопрос: «Кто там?» Она ждала ребенка. Ей был тридцать один год.

Прошли счастливые три месяца. Наступил новый 2008 год. В январе мы поехали в подмосковный санаторий. Леночку мутило. Я носился с ней, как с писаной торбой. Она меня успокаивала, но была раздражительной. Я все понимал и относился к ней, как к больному ребенку, собственно, она и годилась мне в дочки.

Все хорошо в жизни не бывает. В конце февраля, на четвертом месяце беременности слушаю истеричный голос в трубке, слезы. Лена сообщила, что было кровотечение, выкидыш, больница. Я в это время был в командировке. Прилетел через три дня. Она была уже дома. Замкнутая, эмоции блокированы, молчит. Стал ухаживать за ней, утешал. Возил в больницу на осмотры. Очень испугался за нее, о ребенке как-то не думал. Лишь бы родная была жива и здорова.

Ее лицо ничего не выражало, белое лицо с красными глазами. Ходила она в одном старом халате и все время плакала. Мой помощник привозил нам фрукты, соки, еду — я не хотел оставлять ее. Леночка не ела. Я впервые понял, что она уйдет от меня.

— Отец твоего ребенка должен быть моложе. Во всем виноватя.

Зачем я сказал эти слова? Не знаю. С них все и началось. Уже в марте она предъявила мне ультиматум: «Женись или уходи»! Дались эти слова ей тяжело. Лена скорее их выдавила из себя. Но смысл от этого не менялся. Мы стали чужими. Нет, не так, я стал ей чужим.

— Надо сейчас решать все наперед.

Такую странную фразу она произнесла тихо и спокойно. Видимо, уже тогда, в марте, через месяц после выкидыша у нее появились мысли о смене партнера, о муже, об отце ее будущего ребенка, о том, что скоро тридцать два…

В апреле появился Саша. Сначала было сказано очень осторожно:

— У меня нет подружек. Ты — моя единственная подружка. Дай совет. Что делать? Мне предлагают серьезные отношения. Я боюсь. Его зовут Саша. Он инженер-строитель. Директор маленькой строительной фирмы. Хороший человек. Хочет детей. Ему тридцать девять.

Разговоры о Саше звучали все чаще:

— Он небольшого роста. Это плохо? Придется ходить без каблуков. Он не пьет и труженик.

Я должен был что-то говорить, я поддакивал. Я был уже чужой. Саша так Саша, пусть решает сама.

— Каблуки — это «муть голубая». Он люб тебе, Зая?

Она молчала.

В мае зашел днем в нашу квартиру, увидел около двери мужские коричневые ботинки. В комнате слышен мужской голос. Я не видел Сашу, но понял, что это он. Лена выскочила ко мне красная, побежала за мной по лестнице, успокаивала, извинялась. Я все понял и мешать им не стал.

В начале августа Лена сообщила, что беременна. Они с Сашей хотели девочку. Я был рад, искренне рад за нее. Саша твердо занял мое место в ее жизни.

Через месяц она позвонила и попросила купить ей платье. Свадебное платье. Я согласился. Сказал, что с радостью. Платье, туфли и фату выбирали долго. Объехали с десяток магазинов. Меня принимали за жениха, это было приятно и грустно. Леночка была в хорошем настроении. Это был мой последний подарок любимой.

Платье было потрясающе красиво, со шнуровкой на спине, в расчете на растущий животик. Белый цвет ей шел.

Наряды сложили в огромные пакеты и погрузили в ее машину. Я загрустил. Лена пыталась приободрить меня. Поцеловал ее и ушел. Она не пошла за мной.