Содзи Симада - Двойник с лунной дамбы

Сначала Митараи отвечал на мои слова неопределенным мычанием, но постепенно они возымели на него действие, и в конце концов он стал реагировать на них более внятно. В Японии настоящих гитаристов не сыскать, говорил он. Те, которые есть, только струны перебирать умеют. Между их жизнью и тем, что они играют, нет никакой связи. Это такая болезнь. Оказалось, Митараи весьма падок на лесть.

– А ты фолк или что-то в этом роде играл? Хотя у меня таких пластинок нет. «Битлз» только.

Митараи поднялся и достал со стеллажа пластинку в белоснежном конверте. Что-то в ней было знакомое.

– Это самый лучший их диск, – сказал он, ставя пластинку на проигрыватель. И тут меня словно током ударило.

Вот оно! Я слышал эту вещь раньше! Я ее помню! И я начал тихонько подпевать. Слова знакомые. Взялся за гриф – аккорды тоже вроде знаю. Точно! Я пел эту песню. Зазвучал следующий трек. Он тоже был мне знаком. Вот только название вспомнить не получалось.

Митараи заявил, что у него полное собрание «битлов». Он снимал со стеллажа пластинки, и мы слушали их одну за другой в обратной хронологии – к начальному этапу их творчества. Постепенно я вспоминал все больше и больше. Вспоминал с чувством нарастающего нетерпения, почти граничащим с раздражением. После такого долгого перерыва я снова мог слушать эту музыку, снова загружая ее в память. Чувство – не передать словами. Я просто сгорал от нетерпения, буквально разрывавшего мне душу.

Да, музыка замечательная, и, очень может быть, именно она разбудила во мне забытые ощущения. Я сказал об этом Митараи. Он удалился в спальню и откопал там целую пачку нот «Битлз». И мы стали распевать битловские песни. Все слова я не знал, конечно; пел, что смог вспомнить. Чувство было такое, словно корабль в кромешной тьме ночи, лишенной луны и звезд, наконец увидел впереди свет маяка. Некоторые песни я помнил. Одна эта мысль доставляла мне ни с чем не сравнимую радость. Хотелось громко закричать: «Какое счастье!» Чтобы чувствовать себя счастливым, мне достаточно Рёко и Митараи. Слезы навернулись на глаза.

Митараи подпевал «битлам» тихим голосом, но стоило мне сказать: «А ты, оказывается, и петь мастер», как он сразу включился на полную и грянул в пять раз громче меня. Его низкий грубый голос, думаю, слышали даже на станции Цунасима. Время было уже позднее, петь Митараи в конце концов надоело, и он предложил попить кофейку. Пение кончилось, но голос его гремел по-прежнему. Он явно был из тех, кто относится к любому делу с полной отдачей и не беспокоится о том, что о нем могут подумать.

Что это было: щедрость или недостаток здравого смысла? Не знаю. Но я возвращался домой с подарком – той самой маленькой гитарой. Я попросил ее у Митараи на время, чтобы попрактиковаться, а он мне ее просто подарил. Настоящую «Гибсон J200». Вот какие люди бывают!

Только я вышел с гитарой на улицу – и пошел дождь.

Рёко сидела дома одна. Последнее время она уже не дожидалась меня с работы у станции.

– Опять был у своего Туалета?

– Чем он тебе так не угодил? Интересный парень. Давай завтра вместе к нему съездим. Он обязательно тебе понравится. Встретимся вечером на станции «Цунасима». Он посмотрит, что там у тебя по звездам, гороскоп составит…

– Я почему-то боюсь, – призналась Рёко. – Что он нагадает, астролог твой? Вдруг скажет, что я завтра умру… И еще о моем прошлом все узнают.

– Ну ты даешь! – рассмеялся я. – Да не беспокойся ты. Что бы он ни напророчил, я даже не вздрогну. Вот на гитаре у него гадание отличное получается. Любо-дорого послушать. Ну, нагадает тебе какую-нибудь ерунду – вместе посмеемся… Скучно точно не будет.

В общем, наговорил ей всякого.

На следующий день я приехал на станцию «Цунасима» первым и стал ждать Рёко. Не прошло и пяти минут, как она появилась, но до последнего момента продолжала колебаться, идти к Митараи или нет.

Накануне я не говорил ему, что приведу с собой Рёко. Вот он удивится, думал я, радуясь в душе, пока мы шли к его дому по улочкам Цунасимы. Как бы его посильнее удивить? Но больше ничего придумать я не успел, потому что мы уже пришли.

Мы постучали и отворили дверь. Митараи не спал, а сидел на диване, все такой же растрепанный, как обычно, и читал газету.

– А-а… – только и сказал он и снова уткнулся в газету. Подумал, что я один явился. Но вслед за мной в комнату вошла Рёко.

– Здравствуйте! – сказала она.

Митараи вздрогнул и оторвался от газеты.

– Ага! Рёко-сан? Приветствую вас! Спасибо, что заглянули в мою келью. Он мне о вас каждый день говорит.

Рёко обвела взглядом невзрачное жилище Митараи, напоминавшее склад аудиотехники.

– У вас очень мило, – не смущаясь собственной лжи, польстила она хозяину.

Митараи на секунду задержал на ней взгляд. Со мной он никогда о женщинах не заговаривал, но в Рёко было очарование, которое, похоже, даже его не оставило безразличным, и я невольно заважничал в душе.

– Вы родились утром, примерно полдесятого, верно?

– Да вроде… Мне так говорили, – рассеянно ответила она.

Ничего себе! Получается, он иногда все-таки попадает в точку, подумал я. Митараи зарабатывал себе очки, и я почувствовал укол ревности.

– Откуда вы знаете? – спросила Рёко с испугом.

– Сэнсэй читает по лицу. Он на этом собаку съел, – бесцеремонно встрял я в их разговор.

Мне сделалось как-то неспокойно. Митараи встал со словами: «Может, кофе? Как вы живете с этим страшным человеком?» Видно, решил мне отомстить. Рёко, наслышавшаяся от меня об ужасном напитке, который Митараи выдавал за кофе, усмехнулась.

– Так значит… – проговорил он и добавил, особо не задумываясь: – Может, вода была плохая. На этот раз я приготовлю растворимый.

– Митараи-сан! – обратилась к нему Рёко, прихлебывая кофе.

– Слушаю?

– Митараи… вас правда так зовут?

– Да.

– Интересная фамилия.

– Фамилия как фамилия.

В этот момент Рёко вдруг чуть не перешла на крик:

– Но почему такая? Я хочу знать! Очень! Слушай, ты же тоже вроде хотел спросить? Ведь интересно же!

– Может, и ты кофейку выпьешь? Растворимый, – предложил мне Митараи, пытаясь увести разговор в сторону.

– Да уж, просвети нас. Мне тоже интересно.

Митараи вздохнул с видом человека, уставшего от жизни, и сказал:

– Время. Время было тяжелое. Сильно повлияло на мой характер в отрицательную сторону. В Японии есть такая поговорка: название или имя раскрывает сущность.

Мы слушали его со всем вниманием.

– Но эта поговорка никак не раскрывает сути. Если привязывать к имени все свое существование, то Юкико не может купаться в море, а Курода должен перебираться на Таити [36].

– Замечательная речь!

– Меня, между прочим, зовут Киёси [37], – быстро проговорил Митараи с оттенком печали в голосе. Мне показалось, ему не очень хотелось открывать свое имя.