Наталья Александрова - Сокровище Великих Моголов [litres]

Тут он, видимо, осознал всю шаткость своего положения, сменил гнев на милость и проговорил примирительным тоном:

– Ну, пошутила и ладно. Открой, пожалуйста! Мне здесь очень душно. И темно…

– А мне было холодно и противно лежать на каменном алтаре!

– Ну, извини… мы же с тобой договорились поделить сокровище! Я же тебе обещал!

– Ты что, думаешь, я тебе поверила? Неужели ты такого низкого мнения о моих умственных способностях?

На этот раз он замолчал довольно надолго – видимо, до него дошло, в каком безвыходном положении он оказался.

И вдруг из сундука донесся такой же противный писк, и сразу за ним – истошный вопль:

– Здесь тоже крыса! И, кажется, не одна! Выпусти, выпусти меня немедленно!

– Надо же! Как это удачно! Я на это даже не рассчитывала. Теперь ты осознаешь всю глубину своего падения! И кстати, самое время признаться в убийстве.

– Я признаюсь! Я во всем признаюсь!

– Очень хорошо. Только мне нужны свидетели…

– Садистка! Выпусти меня! Я умру…

– Ничего, переживешь! Их там не так много, чтобы сожрать тебя заживо!

Из сундука доносились попеременно визг и всхлипы.

А я думала, что делать.

Самое простое – позвонить в полицию и передать им убийцу на блюдечке с голубой каемочкой…

Я полезла за телефоном – но вспомнила, что мой остался у бандитов, а телефон Сарычева я вернула хозяину.

Оставить Федора в сундуке и пойти за помощью?

Ведь сбежит, он такой хитрый! И тогда его признание никто не услышит, кроме меня. А мое свидетельство недорого стоит, они считают меня сообщницей Сарычева…

И тут дверь готического кабинета открылась.

Я вздрогнула, обернулась…

И увидела того парня, того странного бомжа, который стерег мою машину на Лиговке. Как и в прошлый раз, он был одет в жуткие лохмотья, но лохмотья эти были чистые, и сам он выглядел удивительно опрятным для бомжа. Как будто это не настоящий бомж, а актер, играющий бомжа в современном спектакле.

– Что, не узнала? – Он широко улыбнулся, продемонстрировав удивительно белые, здоровые зубы, и запел:

– Как у лиговской шпаны…

– Узнала, узнала! – усмехнулась я. – Только как ты здесь оказался? До Лиговки далеко…

– Надо – вот и оказался. Мне велено за тобой присматривать… правда, ты уже сама управилась, своими силами. Ну, давай теперь, иди, выручай дружка своего и полицию вызывай, а этого типа я покараулю. От меня не сбежит, не бойся.

И он пнул сундук, из которого доносились только бессильные всхлипы и стенания.

– Ладно, хорошо, пойду! – согласилась я, вспомнив про Сарычева.

И уже выйдя в коридор, вспомнила странные слова этого парня: «Мне велено за тобой присматривать…»

Кем велено? И кто он вообще такой?

Но возвращаться я уже не стала – пошла на помощь Сарычеву.

Я нашла его и музейных охранников в большой комнате рядом с дежуркой. Здесь же были и те двое полицейских, которые меня уже допрашивали – молодой, толстый и кудрявый, и пожилой, тощий, с желтыми от никотина пальцами. Видно, они приехали, едва узнали о задержании Сарычева.

Увидев меня, Сарычев переменился в лице и проговорил:

– Зачем ты вернулась? Я же сказал – уходи…

– О, вот и сообщница! – бурно обрадовался молодой полицейский. – Зачитать вам права?

– Подождите! – Я нетерпеливо взмахнула рукой. – Я, между прочим, сделала за вас всю работу! Вы ведь ищете убийцу Елены Марецкой? Так вот, я его уже нашла и могу передать вам с рук на руки!

– Что? – Молодой полицейский переглянулся со своим напарником, тот пожал плечами. – Вот же он тут сидит!

– Это не он, а другой! Пойдемте, пойдемте, он совсем недалеко! И жаждет признаться в убийстве!

И вся компания дружно отправилась за мной.

Войдя в готическую комнату, я растерялась: ряженого бомжа не было на месте. Неужели он выпустил Федора?

Но тут из сундука донеслись стоны и всхлипы, и знакомый голос пролепетал из последних сил:

– Выпустите меня! Я во всем признаюсь! Только выпустите! Здесь крыса…

– Это ты убил Елену Марецкую? – приступил к допросу толстый полицейский.

– Я! Я! Во всем признаюсь!

– Из-за чего?

– Из-за медальона! Я хотел, чтобы она его отдала, а она вместо этого подняла крик…

– Вот вам и чистосердечное признание! А если этого мало – допросите шофера Марецкой, Владимира Пташкина. Он был на месте преступления сразу после убийства и видел там запонку, которую обронил убийца. Эта запонка и сейчас на нем… и наверняка там же, на месте убийства, вы найдете его ДНК и отпечатки пальцев, – выдала я тираду.

Полицейские снова переглянулись и подошли к сундуку.

Едва они открыли крышку, оттуда, как чертик из табакерки, вылетел Федор. Он был совсем не похож на себя – бледный, трясущийся, с перекошенным лицом. От его прежней старомодной элегантности не осталось и следа.

– Ну что ж, похоже, что дело и правда раскрыто… – проговорил старший полицейский, и они вывели Федора.

Музейные охранники отправились за ними, о чем-то переговариваясь.

Мы с Сарычевым остались одни. Про нас, кажется, все забыли.

– Ну что теперь? – Я посмотрела на шефа с сочувствием. Он выглядел усталым, измученным, но глаза его блестели. – Домой, отсыпаться?

– Нет! Мы должны найти тайник Шереметева!

– Боже мой! – Я воздела глаза к потолку.

– Должны! – повторил он. – Мы сейчас так близко к нему! Я не прощу себе, если не использую этот шанс!

Ну что ж, я поняла, что спорить с ним сейчас бесполезно.

Мы отправились в мавританскую гостиную.

Фонтан посреди комнаты тихо лил слезы. В остальном вокруг царила тишина.

Мы нашли плитку со знакомым символом, и Сарычев повернулся ко мне:

– Ну как, ты еще не забыла, что написано в дневнике?

– Прекрасно помню! – И я уверенно продиктовала: – …спервоначала семь к Борею, затем три к Зефиру и под конец восемнадесять к Ноту…

– Не так быстро! – Сарычев отсчитал семь плиток вверх, три влево и, наконец, восемнадцать вниз.

– Ну и что теперь? – Он снова повернулся ко мне, лицо его было взволнованно.

– Дальше там написано: «там по звуку поймешь, что нашел что надобно…».

– По звуку? – Сарычев наморщил лоб. – Постучать, что ли, нужно?

Он постучал костяшками пальцев по плитке. Звук получился такой же, как у соседних плиток – глухой, то есть за этим изразцом не было пустоты.

– Черт, все впустую! Здесь ничего нет! Не ломать же всю стену! – И он в сердцах ударил по плитке кулаком.

И тут посреди комнаты раздалась нежная мелодия. Фонтан, который до этой минуты едва слышно журчал, изливая в керамическую чашу тонкую струйку воды, забил сильной струей, его журчание стало громким и мелодичным. В то же мгновение верхняя часть фонтана пришла в движение, повернулась, откинулась в сторону, и из нее поднялась золотая птица с сияющими рубиновыми глазами.