Наталья Александрова - Сокровище Великих Моголов [litres]

Юноша на подгибающихся ногах шагнул вперед, с трудом поднял сумку, медленно побрел к выходу.

Ему было трудно дышать – и от раны, и просто от того, что воздух дворца, наполненный благовониями и драгоценными ароматами, был ему непривычен и тяжел. Ему хотелось вдохнуть вольный, полынный воздух родных степей.

Впереди показался какой-то человек. При виде его юноша обнажил свой меч, но тут разглядел, что перед ним – сутулый, морщинистый старик, в дорогом, расшитом золотом, халате.

Увидев юношу, старик испуганно попятился:

– Не убивай меня, молодой воин! Я – лекарь… я вижу, что ты ранен, и могу помочь тебе!

– Лекарь? – Юноша покачнулся, силы его были на исходе. – Лекарь, помоги мне… я щедро заплачу тебе… я подарю тебе голову золотой птицы с горящими глазами…

– Хорошо, молодой воин, хорошо! Пойдем со мной туда, где нас никто не тронет… – Лекарь открыл небольшую потайную дверцу и повел юношу в подземелье дворца.

Несколько минут они шли по сводчатому коридору, стены которого были облицованы цветными изразцами. Юноша тяжело дышал и едва переставлял ноги. Лекарь поддерживал его, как мог, и вполголоса приговаривал:

– Зачем вы, молодые и сильные, убиваете и калечите друг друга? Как будто у вас нет других, более приятных занятий. Строили бы дома, растили бы детей, так нет, вместо этого вы проливаете кровь… и если бы только свою или таких же, как вы, ненормальных! Нет, вы убиваете мирных людей, убиваете детей и женщин… ты и сам-то совсем недавно был ребенком, а туда же… вот я, к примеру, лекарь, я должен лечить болезни, принимать роды – а вместо этого мне приходится бинтовать раны, колотые или резаные…

Наконец они пришли в маленькую комнатку, где было низкое ложе и шкафчик из драгоценного палисандрового дерева, инкрустированного слоновой костью.

Лекарь уложил раненого на ложе.

До этого юноша как-то держался, но теперь его силы кончились, он потерял сознание, глаза его закатились, лицо стало бледнее полотна, лоб покрылся липкой испариной.

Лекарь открыл шкафчик, достал из него свернутую полотняную ленту и банку с зеленоватой пахучей субстанцией.

Содержимым этой банки он густо смазал рану горца, затем забинтовал ее чистым полотном.

Юноша застонал, не открывая глаза, видимо, лекарь причинил ему сильную боль.

– Потерпи, мальчик, потерпи! – проговорил лекарь и достал из шкафчика бутылку зеленоватого стекла с какой-то мутной жидкостью. – Потерпи немного… сейчас тебе станет легче…

Он намочил кусок полотна жидкостью из бутылки, смочил ею губы юноши. Тот вздрогнул, задышал ровнее. Лекарь приподнял его голову и влил немного жидкости в рот.

Юноша сглотнул, его тело расслабилось. Он вытянулся на ложе, теперь, казалось, он просто спит.

– Ну, теперь посмотрим, что будет… я сделал, что мог, теперь твоя очередь, мальчик… ты молодой, крепкий, сильный, ты должен выкарабкаться…

Вдруг юноша вздрогнул и открыл глаза. Его взгляд на мгновение прояснился, и он прошептал:

– Птица… золотая птица… это все из-за нее… она приносит смерть… золотая птица в моей сумке…

По его телу снова пробежала судорога – \ \\и юноша замолк, на этот раз уже навсегда.

Лекарь вздохнул, закрыл лицо мертвого краем его плаща и потянулся к его сумке. Там действительно лежала золотая птица с пылающими рубиновыми глазами.

Лекарю показалось, что на него смотрят страшные глаза шайтана.

Лекарь снова вздохнул, закрыл глаза юноши, прислушался.

Сверху доносились гортанные голоса горцев, треск рушащихся стропил, гудение огня. Прекрасный дворец падишаха рушился, вместе с ним рушилась империя Великих Моголов.

Старик с трудом взвалил на спину седельную сумку с золотой птицей, побрел по тайному подземному коридору.

Вскоре этот коридор вывел его за пределы дворца, в ту часть города, куда еще не ворвались горные дикари. Лекарь увидел знакомый дом – дом, где жил посланец далекой северной страны Русии. Лекарь подошел к воротам и постучал в них бронзовым дверным молотком.

Когда его проводили к русскому вельможе, лекарь рассказал о том, что видел во дворце падишаха. Под конец разговора он показал посланнику сумку с золотой птицей и пообещал отдать ее, если посланник поможет ему выбраться из Дели и добраться до Дамаска.

Русский вельможа в восхищении смотрел на золотую птицу. Рубиновые глаза павлина завораживали, гипнотизировали его…

Мы вышли из музея, когда в парке занимался рассвет. Первые лучи солнца позолотили верхушки сосен.

– Неужели все закончилось? – пробормотал Сарычев. – Не верится как-то… – Он вертел в руках медальон, и рубин на нем отливал багрянцем в луче восходящего солнца. Он казался пылающим глазом какого-то сказочного существа.

– Потом, все потом! – Я почувствовала, что если не вымоюсь и не сниму грязную одежду, то просто сойду с ума.

Машина, что дала мне Алтын, стояла на месте, никуда не делась. Я поискала глазами давешнего бомжа, но никого поблизости не было.

Ладно, с ним разберемся позднее.

Я отвезла Сарычева к его дому.

Надо же, только три дня назад я приехала сюда, где начались наши приключения. А кажется, что прошло много времени…

– Яна… – Он помедлил, и я поняла вдруг, как ему страшно идти в квартиру, где еще не высохла кровь его жены на полу. Хотя, наверное, уже высохла.

– Ничего, все пройдет, все забудется… – Я погладила его по плечу и легонько подтолкнула к выходу.

Он тяжело вздохнул и пошел к подъезду, ссутулившись и шаркая ногами.

На работу я попала только часам к двенадцати, потому что пыталась найти свою машину. Она обнаружилась на полицейской стоянке, и отдали ее только после звонка того толстого полицейского. Он нынче был не злой, даже заигрывал со мной и намекал на особую благодарность.

Ага, сейчас разбежалась…

Первый, кого я встретила в коридоре, был Кисляев, который тащил большую картонную коробку, наполненную разным барахлом.

Все ясно, переезжает из кабинета Сарычева.

Кисляев сделал вид, что меня не видит, и прошел мимо. Причем не в бывший свой кабинет, а к выходу.

– А его Сарычев уволил! – сообщила появившаяся Светка. – Как пришел утром на работу, так сразу и уволил, даже разговаривать не стал.

– Ну, надо же… – улыбнулась я.

– Янка, а тебя тут какая-то женщина спрашивала, сказала, что еще зайдет.

– Какая еще женщина? – нахмурилась я, но тут открылась дверь, и вошла… вы не поверите, но вошла моя мать.

Я даже не сразу ее узнала, поскольку не виделись мы лет пять, не меньше. Но все же мама есть мама. Хоть выглядела она так молодо, что, скорее, сошла бы за мою сестру… я тут же вздохнула про себя – у меня-то вид не блестящий.