Галина Романова - К северу от любви

Тот тяжело вздохнул и нехотя признался:

— С ее телефона пришло сообщение, в котором она просила не вызывать ее больше по делу десятилетней давности. Она хочет все забыть и жить заново.

— И вы сразу успокоились? Хотя о чем я! — Степанов вяло отмахнулся. — Вы и не переживали! Она же не была вам близким человеком.

— А вам? Она, насколько я знаю, была вашей пациенткой.

— Которую я тайно любил, — прошептал едва слышно Степанов.

— Собирались признаваться?

— В чем?!

Илья испуганно отшатнулся от майора, уставился на него сумасшедшими глазами и тут же погрозил пальцем с догадливой ухмылкой.

— Не начинайте! Не начинайте, слышите, эти ваши штучки! На меня решили спихнуть нападение на Ниночку? Не выйдет!

— А почему нет, Степанов? — Майор Дорофеев взбесился, его губы побелели, пальцы судорожно смяли невостребованную упаковку носовых платков. — Вы любили ее, хотя права не имели. Врачебную этику никто не отменял. Она узнала об этом и перестала посещать вас. Насколько мне стало известно, она пропустила несколько последних сеансов. Вы рванули к ней домой, а она с мужчиной вам навстречу. Ревность ударила вам в голову. Вы отсылаете ее избранника куда подальше, а сами вызываетесь сопроводить Нину в полицию. В дороге сворачиваете во дворы, ссоритесь, и вы, не сдержавшись, наносите ей сокрушительный удар по голове. Потом еще, и еще, и еще. А перепугавшись, прямиком едете ко мне и заявляете, что она пропала. Как вам такая версия, Илья Иванович? По-моему, достаточно стройная и логичная.

Он медленно отполз от майора к самому краю скамьи, прокрутил в голове все, что только что озвучил Дорофеев, и нехотя кивнул:

— Стройно. Логично.

— Вот видите! — воскликнул тот. — И таких, как вы, у меня еще двое.

— Да? И кто они? — бесцветным голосом поинтересовался Степанов. — Или вы не можете мне об этом сказать, потому что это тайна следствия?

— Нет, почему же. Поделюсь, так сказать, своими соображениями. — Дорофеев встал со скамьи и потоптался на месте. — Это сожитель Кусковой. Он, к слову, объявлен в розыск.

— Как своевременно! — скривил губы Илья Иванович и, схватившись рукой за левую половину груди, упрекнул: — А я вас предупреждал! Я вас просил!

— Я уже сказал, от нее было получено сообщение, — перебил его Дорофеев. — В котором она просила…

— Понял, понял, — перебил Степанов и всплеснул руками. — И кто третий подозреваемый?

— Харитонов.

— Харитонов? — искренне изумился врач и медленно встал со скамьи.

Он молчал минуту или две. Потом отрицательно замотал головой.

— Это вряд ли.

— Почему вы так думаете? У него был мотив, возможности.

Дорофеев подавил желание рассказать о том, что Харитонов к тому же еще и соврал ему.

— Мотив? Вы имеете в виду месть? — Губы доктора Степанова выгнулись скептической скобкой. — Это было бы глупостью с его стороны, а он не производит впечатления глупого человека. Все, что он хочет, это как можно дольше оставаться на свободе. К тому же…

Он внезапно умолк и молчал непозволительно долго. За это время подъехали и уехали несколько машин «Скорой помощи». Мужчина на соседней скамейке успел выкурить три сигареты и уйти, никого не дождавшись. Молодая пара у входа, он в больничной пижаме, она в джинсовом комбинезоне, нацеловались вдоволь и попрощались. А Степанов все молчал.

Даниле захотелось толкнуть его в плечо, растормошить, вытянуть хоть что-то, способное пролить свет на все эти странные преступления. Ведь он мог что-то знать. Кускова в долгих беседах могла поделиться с ним информацией, сомнениями, подозрениями.

— Давайте мы с вами пройдем в отделение и найдем того врача «Скорой», который вез Нину в больницу, — неожиданно предложил Степанов. — Вдруг она что-то сказала ему, прежде чем впасть в кому?

Дорофеев закатил глаза. Он уже говорил с врачом «Скорой». Тот ничего ценного не сообщил.

Поступил звонок от случайных прохожих, обнаруживших избитую женщину с окровавленной головой. Они выехали. Когда прибыли на место, там уже кружил участковый. Женщину перевезли в отделение, где она, не приходя в сознание, скончалась. Все!

— Тогда необходимо переговорить с теми, кто вызвал «Скорую» и участкового, — горячился Степанов.

— Непременно поговорим.

Дорофеев глянул на часы. Его сутки в последние дни сократились невероятно. Двадцати четырех часов ни на что не хватало.

— Знаете, как это сейчас прозвучало? — Ноздри доктора гневно раздулись. — Как это ваше: разберемся! Если уж вы не смогли ее спасти, так будьте любезны найти убийцу!

Данила промолчал. Он не мог пообещать, что непременно найдет убийцу. Он сомневался. Он уже во всем сейчас сомневался.

— Тогда я сам это сделаю.

Доктор Степанов повернулся к нему спиной и неожиданно энергично двинулся к автомобильной стоянке. Первым желанием Данилы было — остановить. Наломает дядя дров, добавив ему лишних проблем!

Но он передумал. Дядя взрослый. Знает, что делает.

Проводив взглядом машину Степанова, аккуратно скользнувшую со стоянки, он сунул в карман скомканную упаковку носовых платков и медленно двинулся ко входу в отделение.

— Сволочь ты, Пантелеев! Не передать словами, какая ты сволочь! Все, хватит! Больше я тебя покрывать не буду! — Крепкий кулак с грохотом опустился на полированный письменный стол, стоявший напротив входа в тесную комнатку. — На этот раз действия мои будут беспощадными!

— Товарищ участковый, ну войдите в мое положение.

Худощавый парень в тесной футболке цвета морской волны и коротких джинсовых шортах сгорбился на стуле в углу, боясь шевельнуться. Стул был расшатанным и страшно скрипел, и скрип тот действовал на нервы их участковому. Худощавому парню об этом было очень хорошо известно. Он часто сиживал на этом стуле по причине частых правонарушений на районе. И со стула этого он не пересел на скамью подсудимых только по одной простой причине: участковый приходился ему отчимом. Не слишком любящим, не слишком заботливым, но неоднократно отмазывающим его от проблем.

И так повелось, что дома они называли друг друга: Витек и дядя Вася. А в этом вот кабинете: Пантелеев и товарищ участковый. Мать в их отношения не лезла. Оба были ей за это благодарны. Да и не вынесла бы ее слабая нервная система такого страшного напряжения, которое Витек неоднократно обеспечивал дяде Васе.

— Какое это твое положение, Пантелеев?! Какое?! Положение вора, мать твою? Обнаглевшего вора! Все, хватит! Я передаю дело в отдел. Сил моих больше нет!

Участковый тяжело опустился на стул и подпер конопатую щеку крепко сжатым кулаком. Взгляд его, устремленный на пасынка, был полон печали и безнадежности.

Конечно, он понимал, что не сможет сдать этого идиота в полицию. Иначе мать его — Анастасия, которую он любил всем сердцем, — выставит его на второй день из дома. А он без нее жить не мог ни денечка. И как теперь выходить из ситуации, он представления не имел.