Маргарита Ардо - Его Снежинка, пятая справа

Я репетировала и смотрела на записи придирчиво, воображая себя Дороховым, отчитывала саму себя, как Римма Евгеньевна; представляла себя главой экзаменационной комиссии Академии Вагановой или главным хореографом Большого и замечала: вот это было не идеально. Тут не дотянула ногу, тут повернулась неуклюже, глиссад не красивый, па-дё-ша нужно делать мягче, тут не хватает высоты в прыжке и лёгкости!

На флэшке, к моему счастью, оказалась не только запись «Снегурочки», там нашлась подборка видео из выступлений разных балерин, любимых Дороховым — прекрасная подсказка, на кого равняться. Он будто специально подготовил её, ожидая моего прихода. И кусая губы, я сердилась, но не опускала руки, а думала: как достичь полётности Тихомировой из Большого? А радостной, прозрачной лёгкости, как у Дианы Вишневой в роли Джульетты? Что я могу почерпнуть в манере танца Марианелы Нуньез? Что в них такого, чего мне не достаёт?

За неимением инстраграма я решила всё записывать в блокнот, который нашла в аппаратной комнате. Обычный, с сероватой бумагой, пахнущий казёнщиной. Я взяла ручку в руки и принялась рисовать схемы, закусив губу от усердия.

К примеру, мне не хватает высоты прыжка. И дело не в росте, не буду же я перед зрителями раскланиваться и говорить: простите, метр с кепкой летать не создан. Чушь! И чепчики в воздухе летают! Мне просто не хватает силы в ногах и концентрации.

И я записала на скучной странице: «Я обожаю это чувство полёта над сценой, когда мурашки и эйфория, но теперь пришла пора признаться себе самой, что я растеряла радость по дороге. После выпускных экзаменов и неудачных просмотров в знаковых компаниях, после стольких замечаний по поводу моего роста я сникла. Пора прощаться с этим гнётом! Это не чувство, а ненужный хлам! Я лучшая, просто не все это поняли, даже я сама чуть не пропустила!»

Настроение повысилось — вот что значит позитив!

И я пошла в зал и летала-летала-летала в прыжках: от беговой дорожки к углу и обратно. По коридору, к лестнице, на кухню. Взмывала и опускалась, и снова отталкивалась.

Да! Да! Да! Я умею летать и без парашюта! Приди, Терминатор, и я покажу тебе! Только приди уже, наконец!

Терминатор

Всю дорогу я думал, как грамотнее избавиться от Золтана, навязанного мне в компаньоны, будто я сам не в состоянии справиться с покупкой кофе и прочего по списку. Парень был не разговорчив, в отличие от Эдика и Чёрного. Золтан вообще довольно флегматичный, не подходящий нашей команде ни внешностью, ни складом ума. На первый взгляд. Среднего роста, мой ровесник, но выглядит лет на десять младше. Худощавый, с тонкими длинными пальцами, которые можно было бы назвать и аристократическими, если бы не вечная грязь под ногтями. Светлые кудри, брови, ресницы, загибающиеся по-девчачьи, голубые глаза — натуральный херувим в толстовке с капюшоном, пока не наткнёшься в полумраке.

Золтан не любит солнце, ищет места потемнее, укромные углы. И слава Богу, так как если приглядеться, совсем не херувим за компьютером работает, поджав под себя ногу, а потомок Люцифера с извращённым выражением лица. Впрочем, тот вроде тоже был красавчиком, пока не навернулся с небес под зад коленом за высокомерие. Этого добра, кстати, у Золтана было хоть отбавляй.

В торговом центре он сказал:

— Мне кое-что надо прикупить в Икее и по технике, ты со мной или как?

— Да найду чем заняться, — ответил я. — Встречаемся у Мака через два часа?

— Не уверен, что хватит, — промямлил Золтан, — мне кое-что специфическое разыскать надо. Может, даже заказывать придётся.

— Значит, через три часа. На связи, если что, — кивнул я и с лёгким сердцем слинял в толпу, затем вниз на парковку. Выдохнул, и за руль.

Уже на полном ходу позвонил по левому телефону Зорину.

— Ты что творишь?! — налетел он на меня сразу без приветствий.

— Что вы имеете в виду? — не понял я, обгоняя синюю Тойоту на трассе за Мегой.

— Что за новости? Какая любовница, какая балерина?! И куда вы её дели? Говори, Сергей!

Я кашлянул.

— Егор Максимыч, она не любовница. Просто попала в неудачный момент в неудачное место. Кто ж знал? Не повезло девушке.

— И что теперь — мертва? Где она?! Почему промолчал?!

— Не до того было. Я ориентируюсь по обстоятельствам, как вы сами сказали. Жива, в безопасности. Пережидает, пока всё кончится…

— Ты что раскрыл себя?! — перебил меня Зорин.

— Нет, она ничего обо мне не знает. Думает, что я один из них. Типа сжалился.

— Нам только балерин не хватало! Подумаю, кому передать под ответственность…

У меня заскребло под ложечкой, ужасно не хотелось рассказывать, где находится Женя, и я промолчал. Бросил поспешно, съезжая с трассы на боковую дорогу:

— Я не для того звоню, Егор Максимыч. Зубр в курсе контр-террора, так что ваш контакт спалился.

Зорин издал крякающий звук, что с ним случается в моменты экстатической радости.

— Попался! Ты разговор слышал?

— Нет, но группа резко поменяла планы. Зубр продумывает, как бы через другую границу переправиться — там, где не ждут.

— Поздно. Везде ждут красавчика. На каждом выезде из города. Тут всё ведомство на ушах после этих новостей. Затереть не удастся, уже западные СМИ пронюхали.

Я усмехнулся.

— Понял. Значит, сворачиваемся, Егор Максимыч? И что с объектом? Возвращаем обратно, группу закрываем?

— Погоди, — процедил Зорин. — Нужны доказательства соучастия. Надо изъять телефон Зубра с полным сохранением данных. А балерину…

— Да она вообще не при чём, Егор Максимыч, — поторопился я. — Просто девчонка, уверяю вас! Пусть пересидит, она же и не видела ничего, я её сразу вырубил.

— Ты?

— Да. Политикой не интересуется, объект даже по телевизору не видела. Одни пуанты на уме.

— Угу. А чего ты её так защищаешь?

— Да ничего, просто не люблю, когда машиной правосудия сминает неповинные души. Я же говорю: она не при чём. Дело закроется, и пусть живёт себе дальше, танцует и прочее. Я бы её хоть сейчас отпустил, если бы не риска не было.

Зорин помолчал, соображая, и заявил:

— Отпускать её нельзя.

— В смысле?

— Она знает тебя в лицо, это во-первых. Ты ценный агент, на этом деле твоя работа не закончена. Она артистка, это во-вторых. Стоит госпоже Берсеневой нарисоваться живой и здоровой, от журналистов отбоя не будет. Что им скажет «любовница бывшего политика»?

У меня пересохло во рту.

— Что не любовница.

— И этого нам тоже не надо!

Я опешил. Как я не наседал, Зорин не ответил конкретно ни на один мой вопрос и быстро свернул разговор. Из чего было ясно: судьба Кролика Роджера не предрешена, она решается прямо сейчас. Возможно, разменной фигурой хотят пожертвовать? Или он нагрубил уже по эту сторону границы? Допустим. Однако до последнего его тщательно охраняли.