Павел Астахов - Шок-школа [litres]

– А как случилось, что место Леши Вешкина в первом «А» классе уже на следующий день после его ухода из школы оказалось занято другим учеником? – спрашиваю я.

– Репутация Шоко-школы такова, что у нас нет недостатка в желающих обучаться, – теперь Крупкина улыбается горделиво. – Да люди в очереди стоят, чтобы попасть к нам!

– И каким образом продвигается эта очередь?

– Кто-то уходит – кто-то приходит, как же еще? У нас ограниченное количество классов и мест в них, мы не можем набрать вместо пятнадцати первоклашек сорок, как в обычной школе, – в голосе завуча слышится сожаление, улыбка полна светлой грусти, – потому что должны обеспечить каждому ребенку наилучшие условия для учебы.

– И в каждом случае из тех, что мы рассматриваем, – я обвожу взглядом трио истцов и слабо морщусь при виде траурной Натки, – освободившееся место было сразу же занято?

– Моментально!

– На ходу подметки режут! – с сарказмом произносит госпожа Сурикова.

Она одергивает пиджак, поправляет брошь на лацкане – готовится отвечать на вопросы.

В отличие от Вешкина, держится Вера Николаевна с большим достоинством и выглядит хозяйкой положения.

По правде говоря, если бы я не знала, какова роль госпожи Суриковой в этом процессе, именно ее приняла бы за представителя школы. Внешне Вера Николаевна – типичная минобразовская дама старой формации.

– Почему вы забрали внучку из Шоко-школы спустя два месяца после начала занятий? – спрашиваю я.

– Мы были вынуждены это сделать, – твердо отвечает Сурикова. – Сначала учитель, а потом и завуч настаивали на переводе нашей девочки в специальное учебное заведение, мотивируя это тем, что Люся отстает в развитии и не тянет программу элитной школы.

– Зачем же сразу в спецшколу? – недоумеваю я. – В обычной районной программа полегче… И, кстати, как же Люся Бондарева поступила в Шоко-школу, если у нее не тот уровень развития? У вас же очень строгий конкурсный отбор? – это вопрос уже завучу.

Крупкина разводит руками:

– К сожалению, очень многое зависит от председателя приемной комиссии, а им в этом году являлась моя предшественница – завуч по воспитательной работе Вероника Петровна Семенова. Бывшая завуч, подчеркну. Школа вынуждена была с ней расстаться.

– Намекаете, что мы дали взятку этой вашей Семеновой, чтобы Люся прошла отбор? – Сурикова не ограничивается намеками. Я не мешаю ей – пусть говорит. – Мы заплатили, чтоб не проходить отбор, это правда. Но только не какой-то Семеновой, а сразу директору школы.

– Это клевета! – вскакивает один из адвокатов.

– Суд разберется, – успокаиваю его я.

У Суриковой есть свидетель – это бывшая няня Люси Бондаревой Лариса Орлова.

Она подтверждает, что по поручению матери девочки передала директору Шоко-школы Эмме Францевне Якобсон семьдесят тысяч рублей.

У нее даже есть соответствующая аудиозапись!

«Эмма Францевна, это вам от Бондаревых, за Люсю, как договаривались, семьдесят тысяч. Пересчитаете?» – произносит в записи Лариса. «Разумеется, деньги любят счет, – назидательно отвечает ей собеседница и после непродолжительной паузы, заполненной быстрым бумажным шуршанием, подтверждает: – Семьдесят. Мои поздравления, Люся Бондарева принята».

– Это фальсификация! – горячится адвокат.

Я назначаю экспертизу.

– Или же речь шла об официальной оплате обучения, а вовсе не о взятке, – предполагает адвокат, слегка сдавая позиции.

– Наличными? В конвертике? Ха! – хмыкает Сурикова. – Официальную оплату я безналом внесла, по выставленному школой счету. Чек есть в деле. И кстати, о клевете…

Она разворачивается к Крупкиной как танковая башня:

– Сдается мне, объявив нашу девочку недоразвитой, вы опорочили ее честь и достоинство. Следовало бы нам и такой иск подать.

– Послушайте, я все понимаю – родительская гордость, святая вера в своего ребенка, но если девочка отстает…

– Евростандартам соответствует! – парирует Сурикова.

И тоже ходатайствует о приобщении к делу пары характеристик – из школы, где успешно учится Люся Бондарева, и из клиники, где девочка прошла обследование. Обе бумаги оформлены на двух языках и подписаны в Праге – действительно евростандарт.

– Чего только не купишь за деньги, – закатывая глаза, негромко, как бы в сторону, язвит Крупкина.

Сурикова усмехается.

– Про деньги я уже слышать не могу! – заявляет Натка, когда приходит ее очередь отвечать на вопросы. – Пять месяцев мой сын ходил в Шоко-школу, и это не учеба была, а непрестанное вымогательство!

– О каких деньгах вы говорите? Прошу факты и цифры, – сухо говорю я.

Мне надо быть очень осторожной, чтобы ни в коем случае не выглядеть ангажированной и предвзятой. Общаться с сестрой по-свойски я никак не могу. Она же в этом своем боевом настроении миндальничать не намерена, и это меня тревожит.

– А у меня все подсчитано! – заявляет Натка с интонацией «все ходы записаны», и открывает блокнот.

Она перечисляет расходные статьи и озвучивает суммы.

Только сейчас я понимаю, что не имела полного представления о затратах на обучение племянника, и узнаю теперь о них не как ближайшая родственница, а как судья.

Да если бы я знала, сколько денег Натка вбухивает в Шоко-школу, давно бы уговорила ее оставить эту затею!

– Естественно, я понимаю, что затраты на подарки учителям и благоустройство класса мне никто уже не компенсирует, но это ладно, я-то хотя бы взяток никому не давала – считай, сэкономила, – заканчивает сестрица.

– У вас вымогали взятки? – уточняю я.

– У нас – нет, не вымогали, – отвечает Натка, выделяя голосом местоимение. – Нам очень быстро дали понять, что мы с сыном в Шоко-школе элемент инородный, слишком уж мы бедные и простые, что с нас взять, надо нас просто выдавить…

– Это неправда, мы ко всем своим ученикам относимся одинаково! – возмущается завуч Крупкина.

– Вы? Вот лично вы? – оглядывается на нее Натка.

– И лично я, и вообще наша школа…

– Да лично вы назвали моего сына аутсайдером и сказали, что он не жилец!

В зале кто-то ахает. Кажется, это супруга Вешкина – Снежная Королева.

– Я?! Когда это я такое говорила? – Крупкина озирается, взглядом призывает в свидетели своих адвокатов, те качают головами и хмурятся.

– Напомнить вам? – у Натки наготове аудиозапись.

Я даю разрешение на воспроизведение, и все мы слушаем, как жюри школьного конкурса решает, кому из юных артистов присудить победу. Впервые в зале суда звучит имя Аркадия Трефа.

– Дочь Аркадия Трефа учится в Шоко-школе? – уточняю я. – Скажите, а у нее нет каких-либо проблем с успеваемостью, дисциплиной, манерами, соответствием вашим высоким стандартам?

По залу проносится хохоток.