Наталья Андреева - МоLох

— Уважаемый, как же!

— Андрей, пойдем, — вцепилась в него Бетси, понимая, что он на грани срыва.

— Нет, ты не понимаешь, что происходит! — попытался вырваться Бобров. — Люди, послушайте меня!

— А кто ты такой?

— Нинкин бывший хахаль!

— Умыли тебя!

— Не удержал девку!

— Молодец, рыжий!

— Хват!

— А ты дерьмо на палочке!

— Да куда ему с Нинкой совладать!

— Идем, Андрей, — умоляюще сказала Бетси.

— А ну, тихо! — неожиданно для всех рявкнул тихий безобидный Гольдман. — Не то всех упрячу в свое психиатрическое отделение!

Шутка разрядила обстановку. Толпа уже начала растекаться по площади, как сырое яйцо по смазанной маслом сковороде. Квашнин повернулся к Боброву спиной и бросил похожему на сжатую пружину Байдашеву:

— Идем.

Шелковников потрусил следом. Бобров тоже дал Бетси и Гольдману себя увести. Протиснувшись через толпу к возглавляющему кортеж Майбаху, Бобров вдруг поймал на себе презрительный Нинин взгляд. Оказывается, она все это время была здесь. Стояла и слушала. Бобров невольно вспыхнул.

— Тряпка, — презрительно сказала Нина. — Слышал, что люди о тебе сказали?

— Не люди, а толпа, — машинально поправил Бобров.

— Все что ты можешь — это цепляться к словам, — высокомерно улыбнулась Нина. — А я-то считала тебя мужчиной!

— Не обобщай, — скривился Бобров.

— Опять слова! Лиза, мне тебя жаль, — повернулась Нина к сестре. — Он не стОит тебя. Чтобы ты сходила по нему с ума.

— Это мне решать, — тихо сказала Бетси.

— По машинам! — раздался зычный голос Квашнина.

Дорога на турбазу была свободна. Росгвардейцы взяли на караул. Майбах, в который сели Квашнин, Байдашев и Шелковников плавно тронулся с места. Боброву вдруг показалось, что он видит за стеклом обезьянье лицо Мартина, обосновавшегося на заднем сиденье.

«Да не может этого быть!»

Мартин с ними! Мартин не вышел из машины! Мартин, выходит, трус! Почему он не вмешался?! Это же Мартин!! Самый умный в городе, а может, и во всем мире человек!

Бобров недоумевая, смотрел вслед отъезжающему Майбаху.

— Андрюша, поехали и мы, — тронул его за рукав Гольдман. — Все только начинается. Ты не отчаивайся.

— Я в порядке, — горько сказал Бобров и повел свою группу поддержки к машине.

У его серебристой «Тойоты» уже металась Шурочка, истерично повизгивая.

— Ты едешь с Николаем, — напомнил ей Бобров. — А с нами едет Лена.

— Да мы все четверо спокойно поместимся в твоей машине, — сказала Бетси. И кивнула сестре: — Садись. Осип поедет впереди, а женщины сзади.

— Слава Богу! — с чувством сказала Шурочка. — Тронулись, наконец!

Хоть и с опозданием, но «счастливцы» все-таки выехали на турбазу.

…Тем временем в неторопливо ехавшем по Чацку Майбахе Квашнин насмешливо говорил Шелковникову:

— Учитесь, Сергей Валерьевич, если хотите сделать карьеру. Хотя директор провинциального банка, по-моему, ваш потолок. Нужно уметь объясняться с этим народом. Вы можете обещать им все, что угодно, хоть бутерброды с икрой на завтрак, каждый божий день. Хоть отдельную квартиру всем их чадам. Хоть процент от добычи нефти и газа. Но делайте это очень уверенно. И называйте дату, когда этого уж точно сделать невозможно. Придумывайте причины, какие угодно, когда ваши обещания не выполняются в указанный срок. И обещайте снова, еще больше. Я давно это усвоил, поэтому одними только обещаниями могу погасить любой бунт. Не прибегая к насилию. Они же бараны. — И Квашнин гулко захохотал. — А эти еще и провинциальные бараны. Тупее не бывает. Они вообще верят всему на свете. Любому бреду, который несет начальство… Ха-ха!

— Вы великий человек, Василий Дмитриевич, — угодливо стал подхихикивать ему Шелковников. — У вас учиться и учиться.

На заднем сиденье съежился в комок и без того почти бесплотный Мартин. Он жалел только об одном: что не взял с собой фляжку с коньяком. Ему сейчас, как никогда, хотелось напиться до беспамятства. Прямо здесь, в лимузине. А потом блевать на эти кожаные подушки. Чтобы здесь воняло тем, чем и должно вонять. Дерьмом.

Последние майские выходные словно подвели итог всей этой аномально теплой весне. А до этого была аномально теплая зима, бесснежная, безморозная, с моросью вместо метелей. Лето еще не наступило, но поскольку и зимы настоящей не было, то создавалось ощущение, будто оно в зените, а не на подходе.

Ночи стояли светлые, и такие короткие, что небо не успевало почернеть. Темнота, будто траурная кисея, ложилась на его высоченный купол, и сквозь нее просвечивалась все та же голубизна. Солнце тоже казалось в такие ночи зеркалом, на которое лишь набросили покрывало. Оно не уходило совсем, только приглушало свет. Не белые, как на севере, но все равно, короткие почти уже летние ночи. Как раз для поцелуев, любви, пения соловьев, и ровного тепла. Именно тепла, а не жара, который делает летние ночи душными, когда оно, это лето уже заявило свои права. И безжалостно стало выжигать засеянные пшеницей и подсолнухами поля.

Но сегодня погода была самое то. И тепло, и сухо, а что главное, светло. Самое время для выездного корпоратива!

Люди, ехавшие на турбазу в машинах, а в особенности, в автобусе были донельзя возбуждены. Автобус уже начал праздновать. Баловались пока пивком, для разгона. Из мужчин ехал один только кладовщик, хромой, с косящими глазами. Но его все равно облепили возбужденные подвыпившие бабы, подначивая:

— Михалыч, а ты где ночуешь?

— Приходи ко мне, я тебя согрею!

— А почему к тебе? Жребий кинем!

Бабы ржали, Михалыч млел. И все наперебой хвалили Квашнина:

— Щедрый мужик!

— Да, повезло нам с хозяином…

Чацк был городом бедным, население которого по уши погрязло в долгах. Поэтому его жители обожали свадьбы, банкеты, и даже поминки.

— Хоть наедимся до отвала! — говорили они, получив приглашение на торжество или к поминальному столу. Имелось в виду, что на столе будут не те продукты, которые все привыкли видеть у себя в холодильнике. Щи, котлеты, голубцы… Конечно, никто не ходил голодным, но деликатесы могли себе позволить немногие.

Банкет подразумевал блюда праздничные. И закуски тоже. Шурочка проговорилась: будет и икра, и балык, и даже осетрина. А уж шашлык пяти видов! Водки и вина залейся! Поэтому спать сегодня никто не собирался. Все хотели выпить внезапно свалившееся счастье до дна, причем, смакуя, по глоточку, экономя драгоценное время, которое жалко было потратить на сон. Напиться, наесться, накупаться. Ибо никто не сомневался, что в такую погоду разгоряченные водкой люди полезут в воду, несмотря на конец мая, когда вода еще не прогрелась.

Пока ехали на турбазу, Анна Афанасьевна вся извелась и извела своих домочадцев, сидевших в машине: мужа, Нину, Маку и Касю.