Кирилл Казанцев - Черные списки судьбы

Макс убрал мобильник, пошел следом. Дом высился впереди, на фоне горящих окон виднелся чей-то силуэт, слышались крики. Вблизи оказалось, что это Анька волокла домой детей, девчонка визжала в подъезде, пацан молча упирался и хватался за перила крыльца.

– Дима, пойдем, пора спать, – шелестела Анька, отдирая чадо от перил, – уже поздно. Лиза, не кричи, ты всех разбудишь.

Какое там разбудишь, под этот концерт спать еще никто и не ложился, только Витькины окна были темные, а бабка, как показалось, подглядывает за происходящим через приоткрытые шторки. Настя боком обошла сопящего жирного Димку и уже взялась за ручку двери, когда из подъезда выскочила Анькина девчонка и кинулась в лужу, принялась носиться там, не переставая при этом визжать. Потом плюхнулась в грязь, заколотила руками и ногами, Анька бросила мальчишку и побрела в лужу за Лизой.

– Счастье материнства, – бросила, не оборачиваясь Настя, и застучала каблуками по лестнице. Макс обошел косо глядящего на него мальчишку и пошел к себе. Настя стояла на их площадке, крутила в пальцах ключи.

– Я что подумала, – она смотрела вбок, – для стройки дома выкупать должны, но по нормальной цене. Это наезд какой-то был, в расчете на дураков. Может, отвяжутся?

Она повернулась к Максу, бледно-спокойная, равнодушная, точно ей все равно, язык у нее малость заплетался. Так бывает от усталости, от недосыпа, когда организм под нагрузками вот-вот сбойнет, чтобы отдохнуть хоть немного, и Настя уже близка к этой грани.

– Может, – сказал Макс, – у нас никто не согласился. Может, и отвяжутся.

«Сомневаюсь», – крутилось у самого в голове. После драки у моста точно не отвяжутся, припрутся, это вопрос времени. Поглядел Насте вслед, как та открывает свою дверь и заходит в квартиру, и тоже пошел спать. С улицы еще немного повизжало Анькино отродье, потом все стихло, и Макс уснул под лягушачий хор.

Чудилось во сне невесть что, то какие-то пауки из углов выползали, то туман через форточку падал на пол и скатывался там в липкие клубки, то некто, невидимый в этом тумане, долбил по стене дома, и все хотелось встать да врезать ему по башке. Причем долбил ритмично, глухо, от ударов чуть слышно звенели стекла, и звук этот был чертовски неприятный. Потом к долбежке добавилась «морзянка», но уже в стену, со стороны подъезда, недовольный громкий голос, и тут Макс окончательно проснулся, и с минуту соображал, что происходит. Никаких пауков поблизости не оказалось, туман имелся, но слабый, редкий, сквозь обрывки туч виднелись синие небесные «окошки». И где-то поблизости падало что-то тяжелое, и при каждом ударе позвякивали стекла. А из подъезда орал Витька и бил кулаком в дверь Макса:

– Хорош дрыхнуть, выходи!

Оказалось, что уже девятый час утра. «Я безработный, мне можно», – Макс натянул джинсы и потащился в коридор. Туман стлался следом, поднимался под потолок и кружился там в легких завихрениях. Не сразу дошло, что это осыпается побелка: от особо мощного удара стены дрогнули, а «туман» сгустился на глазах. Обещанная Ахромкиным стройка неподалеку набирала обороты, побелка и стекла – это еще цветочки, ягодки впереди. В дверь снова грохнули, Макс повернул ключ в замке.

– Чем пахнет? – вместо «доброе утро» выдал Витька. Макс уставился на него, принюхался. Пахло «термоядерным» табаком, потом и жареным луком, ну и плесенью заодно.

– Чем пахнет? – наседал Витька.

– Ничем, – сказал Макс, еще толком не проснувшись.

– Слышала, старая? – Витька отшатнулся и заорал куда-то в полумрак подъезда:

– Ничем не пахнет! Никому не пахнет, кроме тебя!

Макс выглянул в подъезд. Бабка выглядывала из-за двери своей квартиры и грозно глядела на обоих.

– Газом пахнет, – сказала она, – проверьте.

И закрылась в своей конуре. Витька выругался.

– Нет, ну ты понял? – он повернулся к Максу. – Пахнет ей, видите ли. Глюки от старости…

– Доживи до моих лет, тогда посмотрим, какие у тебя глюки будут, – раздалось из-за неплотно прикрытой двери. Витька зажал ладонями рот и втянул голову в плечи.

– Пошли посмотрим, – Макс надел футболку и вышел на площадку, втянул в себя воздух. Самые обычные запахи, как всегда: старое дерево, сырой камень стертых ступенек, пыль ну и перегаром слегка, от обоих. Витька поднялся к закрытой двери на чердак, припал к замочной скважине, то нюхал ее, то смотрел внутрь, потом пнул на прощание и сбежал на площадку.

– Ничего, – буркнул он, – пошли вниз.

От удара стекла звякнули особенно жалобно, пыль со старой рамы полетела во все стороны. «То ли гроза, то ли эхо прошедшей войны». Макс обогнал Витьку и оказался на первом этаже. Тут было потише, грохотало не так сильно, звуки «бомбежки» сюда почти не долетали.

– Что творят, уроды, – сквозь зубы бормотал Витька, – скоты, а не люди. Все жрут, жрут, когда только нажрутся…

Во двор влетела «приора», шансон из динамиков, казалось, сейчас разорвет их в мелкие клочки. Водитель надавил на сигнал и держал так с минуту, отдохнул немного и снова врубил «сирену». Из своей квартиры выскочила сгорбленная Анька, снова в облегающем платье, на каблуках, размалеванная, аж на себя не похожа, с крохотной золотой сумочкой через плечо и побежала рысцой к «приоре». Плюхнулась на заднее сиденье, машина резко взяла с места и убралась ко всем чертям, подняв напоследок волну грязной воды.

– Рано она сегодня, – Витька потер щетину на щеках, – клиент, что ли, попер…

– Клиент? – Макс повернулся к нему. Витька мотнул башкой.

– Ну. На Ярославку сейчас ее поставят или сразу в сауну. Детей-то кормить надо, вот работает Анька, старается.

Медленно, как до породистого эталонного жирафа дошел смысл Витькиных слов. Лицо, видимо, при этом сделалось у Макса такое, что Витька фыркнул.

– А ты думал, на что баба одинокая, да еще и с двумя прицепами, живет. Дал бог зайку, даст и на лужайку, типа…

Снова грохнуло, стекло на втором этаже раскололось, осколок упал на пол и разлетелся вдребезги. Макс и Витька одновременно глянули вверх, потом друг на друга. «Не отвяжутся», – крутанулось в голове. Не вышло у депутата по-хорошему, будет измором теперь брать, кто ж такую долбежку выдержит. Значит, счет уже на дни идет, даже не на месяцы…

Витька проскользнул вперед и пошел по темному коридору. Миновал Анькину дверь, откуда доносились мерзкие голоса мультяшных персонажей, прошел до тупика со счетчиками на стене и старым ведром с каменевшим песком, невесть когда и кем там забытым. Подергал за ручку свою дверь, двинул обратно. Макс пошел в другую сторону, в необитаемую часть дома. Тут было темно, лампочки отсутствовали, под ногами хрустел песок, и летали какие-то мелкие твари, потревоженные вторжением. Особенно отчетливо пахло сыростью и гнильцой, к ним примешивался удушливый резкий запашок, еле уловимый, но все же отчетливый.