Кирилл Казанцев - Черные списки судьбы

– Подвал, – сообщил он, – просто подвал.

А у самого еще зубы постукивали, и голос звучал не очень уверенно. Макс посветил в дыру, там оказалась узкая металлическая лестница и выложенный кирпичом пол, до коего при желании, можно было просто допрыгнуть. Виднелись еще какие-то ящики с черной непонятной маркировкой, мокрые от конденсата трубы, снова провода и край кирпичной же арки.

– Сто лет там не был, – Витька открыл люк и свесил голову вниз, – в школе часто лазили с пацанами, потом соседи на нас родителям настучали. Мне отец вломил тогда нехило, а потом не до подвала стало. Надо посмотреть.

Он уцепился за край лестницы, заворочался на ней, повернулся и шустро спустился вниз. Макс спрыгнул следом, посветил вокруг. Голубоватое пятно скользило по мощной кладке, красному кирпичу с белыми полосками раствора. Потолок поднимался метра на два с лишним, стена заканчивалась роскошной аркой, куда-то в темноту уходили трубы и провода. Слева имелись стеллажи из грубых досок, на полках рядами стояли банки. Макс стер пыль с одной, внутри виднелись то ли огурцы, то ли что-то их отдаленно напоминающее, утопленное в мутной жидкости, невольно читалось сходство с заспиртованными уродцами. Крышки, как мхом, поросли ржавчиной, она осыпалась при каждом прикосновении. Со стороны арки доносились таинственные и совсем не страшные шорохи, по стенам прыгали тени – Витькина и Макса, вдоль стенки прошмыгнула мышь и сгинула в темноте. Грохот стройки сюда не долетал, тишина давила на уши, или так сказывалась махина над головой: не покидало чувство, будто оказался на подлодке, что легла на грунт на максимально допустимой глубине. Воздух, хоть и застоявшийся, пах теплом и кирпичной крошкой, но делать тут было абсолютно нечего.

– Пошли отсюда, – Макс шагнул к лестнице. Витька, до этого гремевший банками, помотал головой.

– Погоди, давай дверь проверим, мало ли что. Тут недалеко, я помню. Пошли.

Аккуратно поставил банки с мутным содержимым в ряд и двинул к арке, щелкнул зажигалкой. Макс догнал его, хотел вырвать зажигалку, но Витька ловко увернулся.

– Ты чего, газ же.

– А, он выветрился давно. – Витька уверенно топал по коридору, касаясь правой рукой стены. Макс светил мобильником и шел чуть позади. Свернули раз, другой, над головой послышался осточертевший уже гул и грохот, с потолка сыпалась густая пыль.

– Клада тут нет, – сказал Макс, осматриваясь.

– Я знаю, сто раз смотрел. Дядя Петя говорил, что в стене где-то, скорее всего, но весь дом не простукать. – Витька ругнулся и едва не налетел на стул, неожиданно возникший из темноты. Основательный, с полукруглыми подлокотниками и круглым же сиденьем, левая задняя ножка перемотана синей изолентой. Дальше торчала, точно вросшая в стену, этажерка с красивыми резными столбиками, потом диван с дырой точно посередине, потом еще какая-то мебель, кучей наваленная у стены. Витька вдруг кинулся вперед, припал, как к родному, остову велосипеда, ржавому и пыльному, нежно гладил погнутую раму.

– «Урал», дядя Петя на нем на огород гонял и мне давал покататься, – Витька чуть ли не пылинки сдувал с ржавой железки, – я еще в школе учился. Сколько лет прошло, обалдеть…

– Дверь где? – прервал приступ ностальгии Макс. Подвал нравился ему все меньше, тяжесть уже откровенно давила на плечи, виски ныли, голова чуть кружилась от духоты. Витька нехотя оторвался от велика, неторопливо пошел вперед.

– Да вот она, успокойся. – Он показал куда-то вбок, Макс посветил туда. Там обнаружилась лестница в три ступеньки, а над ними дверь, мощная, обитая металлом, и, судя по виду, ей давно не пользовались.

– Ух ты! – Витька кинулся в другую сторону. – Что я нашел!

Он зашуршал чем-то, раздался металлический стук. Макс подошел: Витька с упоением рылся в куче газет и старых ветхих мешков, выволок что-то тяжелое, приятной округлой формы, вблизи оказавшееся гирей. Тоже ржавой, но только с одного бока, ручка и большая часть ее выглядели вполне прилично, Витька ухватился за снаряд, покрутил его во все стороны.

– Круто, – он радовался, как ребенок, – шестнадцать кило, в самый раз! Советская, без обмана! А ну-ка…

Он уцепился за ручку обеими руками, раскачал гирю и легко на инерции поднял ее к потолку, грохнул об пол. Макс пошел к двери.

– Обалдеть! – радовался за спиной Витька. – Домой ее заберу, отмою, очищу, в порядок приведу…

Снова легкий свист воздуха и грохот металла о камень и довольное Витькино урчание. Макс поднялся к двери, толкнул ее плечом раз-другой, мощная створка не шелохнулась. Непонятно, заперта она на замок или нет, но открыть ее одному или даже двоим, не подняв грохот на весь дом, не под силу. Похоже, что с той стороны ее давно завалило землей или мусором, или тем и другим, но дверь запросто сдержала бы прямой попадание гранаты.

– Нормально. – Макс сбежал по ступенькам. Витька не отзывался, его вообще не было видно, гири тоже. Макс посветил вокруг – никого, Витька точно сквозь землю провалился. Зато нашлась гиря, она лежала на боку неподалеку от «Урала», тут же кантовался и Витька. Стоял спиной к стене, сцепив пальцы у груди, точно монашка перед исповедью.

– Там человек, – он вытянул голову в сторону кучи газет. Макс посветил туда, подошел ближе. Никого, разумеется, только ползают мелкие черные жучки, и снова неподалеку прошмыгнула мышь. Да сыплется пыль с потолка, густая, белая, и мерный грохот давит на уши.

– Нет там никого, – Макс пнул связку газет, – глюки у тебя.

– Есть, – Витька не трогался с места, – вон там, правее. Еще немного. У стенки.

Макс потянул на себя набитый чем-то шуршащим мешок и остолбенел. Человек лежал на спине, неловко поджав по себя руку, и смотрел в потолок. Очень худой, тощий, сушеная вобла в сравнении с ним казалась бы откормленной на убой селедкой. И лежал давно, так давно, что глазные яблоки успели высохнуть, кожа плотно обтянула череп, а уши казались прозрачными. Правая рука мумии была сжата в кулак, кожа давно треснула, и сквозь нее торчали гладкие кости.

– Он тебе ничего не сделает, – Макс старался говорить уверенно, а у самого поджилки тряслись. Не от страха, от неожиданности: это ж надо, труп, и, похоже, криминальный: лежит как-то странно, не в потолок смотрит, а точно в грудь себе уставился, вернее, в то, что от нее осталось. Присмотрелся и аж мурашки по спине пробежали: затылок у мумии отсутствовал начисто, во все стороны торчали лохмотья кожи и острые белые кости. Похоже, голову бедолаге проломили, возможно, этой самой гирей. «Полицию надо вызвать», – мелькнула мысль, и Макс реально растерялся.

– Это Левошин, – выдал подкравшийся Витька, – на первом этаже жил, мать у него шизофреничка была. Повесилась, когда Игорек в школе учился. Прикинь: он с уроков пришел, а мать на кухне в петле висит. Ну, сняли, похоронили, – у Витьки отчетливо стучали зубы, – Игорек не спился, не пропал, доучился даже. А потом бизнесом заняться решил, денег занял и в Польшу за машиной поехал. Хотел там купить, а тут продать, сам пригоню, говорит. Значит, никуда он не уехал, а все это время тут пролежал. Мама дорогая…