Татьяна Бочарова - Старшая подруга [litres]

– Уля! Ты? – На нее глянули знакомые хитро прищуренные глаза. – Неужто не признала? Какая ты стала… – он замялся, а во взгляде явственно читалось восхищение.

Она наконец, поняла, кто перед ней. Пренебрежительно поджала губы.

– Ты что здесь делаешь?

– Да вот, к мамке пришел. Батя кое-что просил ей передать. Какие-то документы. – Он потряс перед носом у Ульяны тоненькой файловой папкой.

– А… – неопределенно протянула она и хотела пройти мимо, но Колька осторожно удержал ее за руку.

– Постой. Не уходи. Дождись меня, я мигом.

– Зачем? – Она лениво приподняла точеную бровь.

– Ну просто, – он смущенно опустил глаза. – Сто лет не виделись. Проболтаем. Ты почему к нам больше не ходишь? Мамка переживает.

– Очень надо к вам ходить, – грубо сказала Ульяна.

Она думала, что Колька пошлет ее и отстанет. Но тот нисколько не обиделся.

– Не хочешь ходить, и не надо, – миролюбиво произнес он. – А меня подожди. Пять минут.

Он скрылся в дверях. Ульяна спустилась с крыльца и остановилась в раздумье. Стоял тихий, зеленый май. Дул легкий ветерок, деревья шумели молоденькой, глянцевой листвой. Она подставила разгоряченное лицо под тенистую прохладу и вдохнула полной грудью. Почему-то ей стало весело и радостно – как было когда-то, когда она играла во дворе у Арсении. Она стояла и смотрела на дешевые часики у себя на запястье – их ей подарили на пятнадцатилетие. «Если вернется ровно через пять минут, дождусь. Задержится хоть на секунду, уйду», – решила Ульяна про Кольку.

Минутная стрелка переползла с одной цифры на другую. Обшарпанная деревянная дверь распахнулась, и на пороге показался Колька. На лице его играла улыбка. Он помахал Ульяне рукой и легко сбежал со ступенек.

– Молодец, что дождалась. Пойдем прогуляемся?

– Ну, пошли, – процедила Ульяна сквозь зубы.

Однако ее приподнятое настроение никуда не делось, напротив, ей стало еще веселей. Она шла рядом с Колькой, которому была лишь по плечо, в то время как многие пацаны были ростом с ней вровень. Он был совсем не такой, как ее детдомовские приятели. От него веяло спокойствием, добродушием, сытостью.

– На будущий год выпускаешься? – спросил он Ульяну.

– Да.

– И я. Девять классов заканчиваю. Поеду в райцентр, в железнодорожный колледж. А ты куда?

Ульяна сделала неопределенный жест рукой. Она понятия не имела, куда пойдет, когда ее вытурят из детдома. Ее это мало заботило.

– Мамка говорит, ты отлично учишься, – с уважением произнес Колька. – Может, тебе стоит пойти в десятый?

– Да ну ее, эту школу. Надоело. Свободы хочу. – Она перекинула за плечи гладкие светло-русые волосы.

От ее взгляда не укрылось, что Колька откровенно любуется ею.

– Свобода – это хорошо. – Он улыбнулся своей хитрющей улыбкой. – А помнишь, как мы в шахматы играли? И я тебе продул. Помнишь?

– Помню. – Губы ее против воли сами сложились в ответную улыбку.

В следующую минуту оба весело рассмеялись. Ей сделалось так легко и хорошо, как не было никогда в жизни. Вся злость на несправедливый мир, обида на мать, на Арсению, на всех вокруг улетучилась без следа, уступив место юному восторгу перед весной, красотой, трепетом зарождающейся первой любви. Она не понимала, что с ней – ей хотелось запеть, пуститься вприпрыжку по асфальтовой дорожке, и чтобы Колька скакал с ней рядом, крепко держа за руку…

В тот день они гуляли до самого вечера. Зашли в соседнюю рощицу, слушали соловья, примостившегося в ветвях березы, любовались цветущей сиренью, искали четырехлистники – на счастье. Спохватились, когда было уже совсем темно.

– Вот я дурак! – расстроился Колька. – Тебя же хватятся! Да и мамка с батей волнуются. Я ведь им обещал быть дома не позже шести.

Он быстро повел ее обратно в детдом. На крыльце маячила знакомая округлая фигура. Арсения.

– Так я и знала! – она бросилась к ним. Даже в темноте было видно, какое бледное и встревоженное у нее лицо. – Коль, ну разве так можно? Она же девочка, за нее воспитатели отвечают головой. Ей нельзя вот так уходить на весь день!

– Ну прости, ма. – Колька наклонился и поцеловал мать в щеку. – Просто мы… мы так давно не виделись. Соскучились.

– Соскучились, – повторила со вздохом Арсения. – Ладно уж. Уля, ты беги в комнату. Там Вера Андреевна уже с ног сбилась, тебя разыскивая. Больше так не делайте. – Она погрозила пальцем, точно перед ней были малыши.

– Пока! – Колька улыбнулся Ульяне.

– Пока. – Она пошла в корпус.

– Я приду завтра, – крикнул Колька ей вслед.

Она не обернулась, но сердце ее радостно забилось.

Он пришел назавтра, как и обещал. Ульяна отпросилась у воспитательницы, и они снова гуляли все в той же рощице.

– Странно, – произнес Колька, глядя на колышущуюся на ветру листву березы.

– Что странно? – спросила Ульяна.

– Мамка говорит, ты стала злая. Верховодишь пацанами. Хулиганишь.

Она пожала плечами.

– Почему я не вижу этого? – Колька осторожно взял ее за плечи и развернул к себе лицом. Она видела прямо перед собой его пухлые губы, над верхней пробивался заметный пушок. Оба молчали. Соловей на березе заходился хрустальными трелями. – Нет, – наконец произнес Колька, – не может быть. Ты не злая. Ты самая-самая добрая и красивая девчонка из всех, кого я знаю. И самая умная. – Он слегка нагнулся и поцеловал ее в губы.

Поцелуй был неумелый, но искренний и оттого сладкий. Ульяна, давно умевшая целоваться, но делавшая это безо всякого особого удовольствия, обвила руками его плечи и поцеловала сама. Они стояли, тесно приникнув друг к другу, одни на пустынной аллейке, освещаемые ласковым майским солнцем. Внутри у Ульяны что-то дрогнуло, и по всему телу разлилось томительное тепло. Оно заполнило все ее нутро, к щекам прихлынула кровь, даже кончики пальцев стали горячими. Колькины руки все крепче сжимали ее талию, и она почувствовала, как слабеют ноги. Мир вокруг превратился в один упоительный аромат сирени, вызывая оглушительный восторг, от которого хотелось кричать в голос…

– Я тебя люблю, – сказал Колька, откашлялся, прогоняя хрипоту, и повторил чище и звонче: – Люблю тебя, Уля. Слышишь?

Они лежали в густой изумрудной траве под кустом сирени, голова Ульяны удобно покоилась на широком Колькином плече. Соловей давно смолк и улетел, вокруг была тишина, лишь откуда-то из отдаления доносилось жужжание бензокосилки.

– Что молчишь? – шепотом спросил Колька и провел ладонью по Ульяниному лицу.

– А что я должна сказать?

– Что тоже меня любишь. – Он усмехнулся, однако взгляд его был ждущим и напряженным.

– Разве это не ясно? Конечно, я люблю тебя, дурачок. – Она слегка приподнялась на локте и поцеловала его в губы.

Колька счастливо улыбнулся и сгреб Ульяну в охапку.