Т Миллер - Невероятное. История преступления, в которое никто не поверил

– Тем хуже для нас, – заметил Грузинг.

– Ну да, – согласился О’Лири.

Затем резко сменил тему и принялся жаловаться. Он боролся с искушением всю свою жизнь. Боролся и проиграл. И он не один такой. Существуют и другие, ведущие бесплодную борьбу с чудовищем внутри. Борьбу, которая не закончится ничем хорошим.

– Некоторых можно остановить, только если у них на пороге объявится некто вроде вас, – сказал он Грузингу. – После этого они становятся всего лишь воплощением образа «плохих парней». О них говорят в различных средствах массовой информации. Их семейная жизнь заканчивается крахом. Их сажают в клетку, и в них тычут палкой всякий раз, как обществу понадобится фигура злодея.

О’Лири завел руки за голову.

– Таких людей показывают в различных шоу и сериалах, вроде «Мыслить, как преступник», «Декстер» или «Закон и порядок: Специальный корпус». Смотреть это готовы все. Пока катастрофа не случится прямо у их дверей, всем нравится поглазеть на что-то страшное, возбуждающее. Их кормят страшилками, а они едят это как миленькие. И расхватывают книги.

О’Лири вдруг резко замолчал, как будто погрузился в себя, и принялся рассматривать пол.

– У всех нас есть какие-то прирожденные склонности, – сказал Грузинг. – Ваши предоставляют мне работу.

Грузинг встал, чтобы выйти. О’Лири поднял голову и махнул рукой в сторону зеркала на дальней стене помещения для допросов.

– Там их целая толпа, да?

– Только Стейси Галбрейт.

О’Лири опустил голову на руки.

– Я так и знал, – сказал он, а потом повернулся к стеклу, за которым скрывалась Галбрейт. – Привет, Стейси! – протянул он неестественным тоном. – Наверно, тебе так хотелось убить меня.

– Сюда запрещается проносить оружие, – вмешался Грузинг.

– Я о моменте, когда она наставила на меня пистолет в дверях моего дома.

Грузинг покачал головой:

– Ну, после этого пришлось бы заполнять кучу бумаг.

У стоявшей по другую сторону зеркала Галбрейт пробежал холодок по спине. Ночью впервые за все расследование этого дела она с трудом смогла заснуть.

Эпилог

За рулем трейлера

2011 —

Несмотря на пережитое потрясение, сержант Мэйсон не оставил службу в полиции.

– Я принял такое решение, потому что не хочу, чтобы обо мне судили только по этому случаю. Я усвоил урок и стал лучше.

Мы встретились с Мэйсоном у полицейского участка Линвуда в декабре 2015 года и разговаривали в той же комнате, где он допрашивал Мари семью годами ранее – сидя за тем же столом, по которому жертва стучала кулаком, настаивая на том, что ее действительно изнасиловали. Мэйсон объяснял свои сомнения тем, что менеджер проекта «Лестница» упомянул о желании Мари переехать в другую квартиру, и скептицизмом Пегги, высказанным ею на следующий день после изнасилования.

– Эти люди знали о ней гораздо больше, чем я, – сказал Мэйсон.

Мэйсона не наказали за дело с Мари. В последующие годы его служба в полиции была признана заслуживающей одобрения.

– Думаю, на такой работе у каждого, сколько бы он ни прослужил, найдутся за плечами случаи, которые могли бы повлиять на карьеру. Которые закаляют или что-то вроде того, – сказал нам Мэйсон. Случай с Мари научил его быть более открытым, свободным в мышлении, сомневаться, когда это нужно. – Никто не приходит в правоохранительные органы только с единственной целью положить конец гонениям на кого-то.

Мы спросили Мэйсона о Пегги.

– Она сообщила информацию, которая, по ее мнению, была важной, – ответил он. Она считала, что поступает как добропорядочный гражданин. Мэйсон был благодарен ей за звонок. Вся вина за то, что он воспользовался информацией не так, как нужно, лежит исключительно на нем. – Я понял ее неправильно.

Мы спросили о Мари. Мы рассказали Мэйсону, что она задумывается над тем, какую роль сама сыграла во всей этой истории и каких ошибок могла бы избежать.

– Никаких ошибок. Просто я виноват. Вот и все, – ответил Мэйсон. – От нее не требовалось убеждать меня. Это я должен был во всем разобраться, а я не разобрался.

– Когда вы вспоминаете об этом случае, что вам кажется самым неприятным? – спросили мы.

– Несколько фактов, – вздохнул он. – Но, возможно, самое неприятное это… это представлять себе, через что пришлось пройти Мари, когда она рассказала о случившемся. Да…

– Вы часто вспоминаете о ней?

Прошли пять, десять, пятнадцать секунд, а Мэйсон продолжал молчать. Словно собирался с мыслями. Лишь через полторы минуты он заговорил снова:

– А можно выйти?

– Конечно.

– Мне просто нужно выпить воды.

И он вышел из помещения.

Вернувшись, Мэйсон продолжил:

– Да, часто вспоминаю. В разное время по-разному. В течение дня, посещая родственников в другом штате – в зависимости от многого. Вспоминая о Мари, я в основном думаю о том, чем она занимается сейчас. Надеюсь, с ней все в порядке.

Постановление суда о признании Мари виновной в подаче ложного заявления было аннулировано весной 2011 года. Папка с делом была опечатана, все упоминания о нем удалены. Но Мари понимала, что если стереть историю, это не значит, что она не повторится. Поэтому в июне 2013 года она подала иск о нарушении гражданских прав против Линвуда в Окружной суд США.

– Может, после этого они изменят свои правила, чтобы ни с какой другой женщиной больше так не обращались, как со мной, – говорит Мари.

Среди ответчиков были городская администрация; два полицейских детектива – Мэйсон и Риттгарн; некоммерческая организация «Кокун Хаус», осуществлявшая проект «Лестница»; и менеджеры проекта, Джана и Уэйн. В иске заявлялось, что полицейские допрашивали Мари, не зачитав ей права; что департамент не подготовил своих сотрудников к работе с жертвами изнасилования; и что «Кокун Хаус» действовал сообща с полицией, не предоставив ей адвоката. Адвокаты ответчиков ответили на это, что, когда полицейские доставляли Мари в участок для опроса, она не была под арестом. Мари могла свободно перемещаться, поэтому детективы не были обязаны соблюдать правило Миранды. «Кокун Хаус» же признал, что Джана и Уэйн не помогли Мари найти адвоката. Но это и не входило в их обязанности, утверждали юристы.

Один из аргументов защиты имел особое значение. В случае успеха он мог бы развалить все остальные обвинения. Мари слишком долго ждала, прежде чем подавать иск. Юристы защиты утверждали, что срок подачи заявления о нарушении гражданских прав на федеральном уровне – три года; и этот срок следует отсчитывать от августа 2008 года, когда Мари допросили и когда ей было предъявлено обвинение в подаче ложного заявления. Это было основание для отклонения иска.

Мари этот аргумент казался нелепым.