Мария Воронова - Второй ошибки не будет

Октябрь

Ксюша не любила литературу, и из всего школьного курса прочитала только «Войну и мир», и только где про мир. Она так сильно волновалась за героев, что когда в конце выяснилось, что Соня так и не вышла замуж, то Ксюша несколько дней тосковала, как о себе или о близком человеке.

После этого она решила читать поменьше – ну на фиг, и так полно в жизни проблем, чтобы еще над выдумкой сокрушаться.

Впрочем, незнакомство с предметом совершенно не мешало ей получать пятерки, достаточно было знать, кто официально считается положительным, а кто отрицательным, и что прогресс и революция – это хорошо, а консерватизм и угнетение народных масс – очень плохо. На этой шаткой конструкции всегда можно было вырулить куда нужно.

Не слушая учительницу, она разглядывала портреты великих, развешанные в простенках, которые были знакомы уже до тошноты. В круглых очочках – Чернышевский, с бородой веником – Толстой, бакенбарды – Пушкин, а в гусарском мундире нахохленный, будто озябший и злой, – это Лермонтов. По центру над изумрудно-зеленой доской, которая иногда очень противно скрипит под мелом, понятное дело, Ленин. В кабинете математики, например, он нормальный, симпатичный такой дядечка в костюмчике, а здесь профиль, типа смелое решение. Понятно, художник хотел изобразить устремленность в будущее, полет, всякое такое, а вышла отрубленная голова, будто только с гильотины. Жутковато даже смотреть.

Ксюша вздохнула. Вот талантливые люди, все чего-то добились. Кто поэму написал, кто роман, кто показал небывалую стойкость духа, а Ленин так вообще изобрел коммунизм и Великую Октябрьскую революцию. А она дай бог если замуж выйдет, о большем нечего и мечтать. Мама так и говорит, что ты налегай, конечно, Ксюша, на учебу, старайся, чтобы в педагогический институт хотя бы приняли, а на другое даже не замахивайся. Блата у нас нигде нет и денег на взятку тоже. А самое обидное, что «нет данных» ни к рисованию, ни к музыке, ни к чему такому. Впереди скучная учеба, потом нелюбимая работа, дай бог, если любовь, но и там, говорят взрослые, пара месяцев восторга, а потом очень быстро скука и быт. Может, у красавиц класса и примкнувшей к ним Кисы сложится как-то иначе, а Ксюше надо готовиться к жизни вьючной лошади, серой и измочаленной советской бабы. Но лучше уж так, чем остаться одной. Старая дева – это хуже, чем смерть.

Вдруг дверь класса открылась, прервав учительский бубнеж, и на пороге возникла завуч по внеклассной работе по кличке Пылесос с известием, что Ксюшу вызывают к директору.

– Иди, Ксения, – разрешила учительница.

– А с вещами или без? – спросил Дима, и все засмеялись.

Завуч велела взять сумку.

– Там, наверное, кого-то надо вынести с поля боя, – предположила Лена Трифонова, и Ксюша выходила в коридор уже под громовой хохот.

Ей не приходилось раньше бывать в кабинете директора, поэтому, оказавшись там, Ксюша с любопытством осмотрелась, хоть и сильно волновалась по поводу причины вызова.

Увиденное ее разочаровало. Кабинет как кабинет, ничего особенного, просто небольшая комнатка со стеллажами. На подоконнике ползучее растение в горшке, длинные ветки с темными твердыми листьями, у бабушки тоже есть такое, называется восковое дерево.

– Садись, Ксюша, – директор указал на стул возле маленького журнального столика. Напротив сидел какой-то незнакомец средних лет, грузный, с тяжелой большой головой, похожей на мешок, который поставили на другой мешок, побольше. Одет в фирму с ног до головы, джинсы, кожаная куртка, все на месте, но выглядит каким-то непромытым. При виде ее незнакомец привстал и улыбнулся радушно, но большие темные глаза с желтоватыми белками оставались холодны и пусты. От него чуть уловимо исходил странный запах, не пота, нет, и не перегара, а чего-то сладкого и пронзительно-кислого одновременно.

Она послушно села, рядом в стареньком жестком креслице устроилась Пылесос, а директор внезапно подмигнул Ксюше, с грохотом вытащил стул из-за своего стола и уселся рядышком, заняв последние сантиметры свободного пространства.

– Это Марат Михайлович, Ксюша, – сказал директор, – а кто ты такая, он прекрасно знает.

Привстав, Ксюша пробормотала «очень приятно».

– Марат Михайлович – сотрудник журнала «Костер» и хочет сделать о тебе большой материал. Ты как, согласна?

Ксюша похолодела от ужаса. Материал, где угодно, – это уже позор, а в пионерском журнале для малышни – позор в кубе. Никто в руки не берет эту чушь, но как только появится там статья о ней, об этом тут же каким-то таинственным образом станет всем известно. Немедленно, еще типографская краска не просохнет. А этот сотрудник наверняка там такого настрочит, что ребятам до конца года хватит над ней стебаться.

Был еще один момент, в котором Ксюша не спешила самой себе признаться. Почему-то мысль, что о ней будет писать непромытый Марат Михайлович с жабьими глазами, вызывала почти физическую гадливость. Чувство было похоже на то, что она испытывала, столкнувшись в прошлом году с эксгибиционистом. Ничего не случилось с нею страшного, просто прошла мимо, но несколько дней после этого была будто больная.

– Да зачем обо мне писать, – заныла она, – я же ничего такого не сделала…

– Не скромничай, – оборвала Пылесос, – сейчас ответишь на вопросы Марата Михайловича, а завтра придет фотокорреспондент, поэтому сделай сегодня дома генеральную уборку, чтобы не стыдно было.

– Послушайте, но я же правда ничего такого… Любой на моем месте поступил бы так же.

– Ксюша, если тебе кажется, что твой поступок ничем не выдающийся, то это делает тебе честь, – мягко заметил директор, – а в действительности, пока ты, рискуя жизнью, оказывала человеку помощь, мимо проехало много людей с гораздо более серьезной медицинской подготовкой, чем у тебя, но они даже не подумали остановиться.

– Не так-то там много проехало, – огрызнулась Ксюша, – и ничем я не рисковала, меня страховали. Прошу вас, пожалуйста, не надо ничего писать.

Директор тяжело вздохнул и сказал, что она совершила достойный поступок и заслужила славу и почести, а кроме того, ее история станет достойным примером для молодежи.

– Не все же на трудных подростках перья оттачивать, надо иногда и про хорошее, верно, Марат Михайлович?

Кивнув, тот залпом выпил стакан воды. Видно было, что ему глубоко наплевать, на чем точить свое перо.

– Все так случайно получилось, – ныла Ксюша, в отчаянии подыскивая аргументы поубедительнее, – я даже подумать не успела, что вот типа иду на подвиг. Чистый автопилот.

– Вот и надо написать, чтобы у всех он срабатывал, как у тебя.

– Ну пожалуйста…

Она едва не призналась, что ребята над ней смеются, но сообразила, что выдавать товарищей – последнее дело.