Мария Воронова - Второй ошибки не будет

Вопрос риторический, но правильный. Мало ли кто что скажет, что ж, всему верить теперь? В данном случае любой адвокат может поставить под сомнения показания данного свидетеля и потребовать не включать их в доказательную базу. Любой, но почему-то не этот.

Видимо, у него не просто хитрая, а суперхитрая тактика.

Заметив, что в зале становится душно, Ирина объявила перерыв двадцать минут.

Говорят, перед смертью не надышишься, но пусть Макаров побудет еще немного на свободе, поговорит с женой, успокоит ее после бабкинского пассажа про любовницу.

Вот выдержка у женщины, лицо даже не дрогнуло.

Федор и Татьяна вышли на улицу. Весь снег, который давно уже должен был накрыть город, хмуро висел в небе серой пеленой, и солнце пробивалось сквозь нее тусклым светлым пятном.

Промозгло, но все равно хорошо. Голые деревья на слабом ветру качают ветками, будто сочувствуют, ай-ай-ай, Федор, как же ты докатился.

Набережная пустая, никто не станет гулять по ней в такую погоду, и, если он надумает сбежать, видно его будет далеко-далеко.

Но стоит свернуть на первую же прилегающую улицу, и он потеряется в лабиринте дворов. Федор усмехнулся. Пара шагов, и все, его нет. Жаль, рюкзак остался в зале суда, ну да ничего. Пока розыскной аппарат со скрипом разворачивается в его сторону, он успеет заскочить домой, взять остаток денег, которые жена еще не успела отдать этому придурку, называющему себя адвокатом, и на перекладных добраться до Сибири. Или до канадской границы, если по классике. Ах, скинуть бы десяток лет, тогда можно было бы всерьез обмозговать этот вариант, а сейчас он стал староват для таких подвигов.

Подошел адвокат, хотел что-то сказать, но Федор резко отстранил его:

– Извините, я хотел бы побыть с женой.

Они подошли к парапету набережной и стали смотреть на тяжелую черную воду.

Федор обнял Татьяну за талию. Хотел извиниться за то, что пришлось публично признаться в любовной связи, но подходящих слов не нашлось.

– А помнишь, мы поехали гулять в Михайловский замок? – вдруг спросила жена, указывая на строгую красную крепость на том берегу.

Федор покачал головой.

– Ну как же? Ты же все помнишь! Ленка тогда еще совсем маленькая была.

– Ах, да!

Картинка представилась так ясно, что он засмеялся. Ленке было года четыре или пять, в школу она точно еще не ходила, а Танька была повернута на культурном развитии, каждые выходные таскала их по разным музеям, и как-то так вышло, что они везде побывали, кроме Михайловского замка, а туда Таня не хотела, потому что там убили царя, и вообще место страшное, у нее от него мороз по коже.

А Федору до чертиков надоела культурная программа, он не хотел духовно расти, а, наоборот, мечтал после тяжелой недели подеградировать, может, даже с бутылочкой пива, но Таня была неумолима, и он назло уперся, сказал, что мороз там или не мороз, а раз место историческое, то надо его изучить.

И они поехали мрачные, только Ленка весело скакала между ними, висла и раскачивалась на руках, как обезьяна, и требовала, чтобы папа посадил ее себе на плечи, и Федор сажал, и шел осторожно, крепко придерживая девочку, и радовался, что она изо всех сил вцепилась ему в волосы – больно, но меньше шансов, что упадет.

Татьяна волновалась, смотрела только за Ленкой, готовая в любую минуту подхватить, в результате оступилась на поребрике и подвернула ногу так сильно, что от боли едва не потеряла сознание.

Осталась стоять на одной ноге, как цапля, побледневшая, потерянная.

Федор спустил Ленку на землю, и девочка так испугалась за мать, что притихла.

Вместе они довели Таню до скамейки, и тут подскочил какой-то невообразимо огромный парень, оказавшийся студентом-медиком, осторожно пощупал ногу и сказал, что надо немедленно приложить лед. Федор растерялся, где же взять лед посреди лета, но парень уверенно повел его в ближайший гастроном, где они купили брикет замороженной рыбы. К счастью, в тот день Федор надел майку под рубашку, и, зайдя за угол, быстро ее снял, они с парнем завернули брикет и, вернувшись к Тане, стали бить этим импровизированным лекарством об соседнюю скамейку, лед раскалывался с трудом, пришлось приналечь, так что проходящая мимо интеллигентная пожилая пара обозвала их вандалами и обещала вызвать милицию, если они не прекратят хулиганить. В ответ студент медик изо всей силы шарахнул по скамейке, она загудела, а интеллигентная пара, прошептав: «Средь бела дня! Какой позор!» быстро удалилась.

Лед держали строго полчаса, а потом он потихоньку растаял, и Таня осталась сидеть на скамейке с вытянутой ногой, а Федор с Ленкой отправились выбрасывать остатки на помойку, и, найдя ее, аккуратно разложили подтаявшую и вонючую рыбу возле баков, и немножко посмотрели, как к ней подтягиваются местные коты.

Таня не могла наступить на ногу, и пыталась прыгать, но Федор понес ее на закорках, а Ленка гордо тащила мамину босоножку, и почему-то у них не наскреблось денег на такси, и так они и шли всю дорогу, и в метро ехали, а Таня стеснялась и прятала лицо у него за плечами, и от этого сползала вниз, ему становилось неудобно и тяжело, но он терпел.

Тогда было тепло, и небо уходило в бесконечность, и река сверкала в солнечных лучах, и все было ярким, радостным и веселым, особенно Ленкины красные сандалики с круглыми носами.

– Хороший был день, – улыбнулся Федор и всмотрелся в тот берег, где замок стоял, окутанный туманом, темный и загадочный.

– Плохое все-таки место, – поежилась Татьяна. – Не зря я его всегда боялась.

– Но день был хороший, – повторил Федор.

– А потом что-то случилось…

– Случилась жизнь.

Татьяна осторожно прислонилась к его плечу.

Федор хотел ей сказать, что она напрасно винит во всем себя, что судьба иногда наносит такие тяжелые удары, после которых ты просто неспособен сохранять ясность мысли, и что не такой уж она была плохой женой и матерью, как думает теперь. Много о чем хотел он с Таней поговорить, но за двадцать минут не найти подходящих слов, зато можно обняться, и это, наверное, объяснит все гораздо лучше.

Я дорабатываю последние денечки. Суд все-таки состоится, Макаров сядет, а любящие супруги получат все, что хотели. Мануйлов опустит свой великолепный зад в освободившееся кресло, и тогда мне действительно придется писать заявление по собственному желанию, если я не хочу последовать за Федором Константиновичем в места, не столь отдаленные. Эксперта всегда можно за что-то прихватить, особенно если он работает так много и добросовестно, как я. А не прихватить, так подставить, и, судя по умильному личику Алины Петровны, план уже готов.

Пора, пора писать, но все же я медлю, жду чуда. Вдруг Макарова оправдают?