Ю Несбё - Королевство

– Вот, – сказал Виллумсен, швыряя бумаги и ручку на одеяло передо мной. – А теперь останови ее!

Я увидел, как возле отверстия встала Рита Виллумсен. Та же поза, что и тогда в лодке, она как будто собралась нырнуть.

– Сначала ты подпишешь два экземпляра, – сказал я, не сводя глаз с экрана.

Услышал, как Виллумсен подгреб к себе бумаги и подписал их. Я рассмотрел подписи. Все верно. Виллумсен вскрикнул, и я посмотрел на экран. Я не услышал и намека на плеск. Молодец Рита. Экран заполнил выпиленный кусок льда, и на наших глазах его схватила маленькая коричневая рука.

– Не надо, Шеннон. Он подписал.

На мгновение мне показалось, что Шеннон все же закроет отверстие льдом. Но она бросила кусок льда рядом, а в следующую секунду из черной воды показалась похожая на тюленя Рита: смеющееся лицо обрамляют гладкие, сияющие волосы, дыхание шлет в камеру сигналы белого пара. Я прервал связь.

– Так, – сказал я.

– Так, – повторил Виллумсен. В комнате было холодно, и я потихоньку перебрался под одеяло – не полностью, но обозначение «в одной постели» не было совсем уж откровенной ложью. – Тебе ведь идти пора.

– Если бы все было так просто, – ответил я.

– Ты про что?

– Понятно же, что ты сделаешь сразу, как я уйду. Позвонишь другому головорезу или наемному убийце и попытаешься укокошить семью Опгард до того, как мы передадим документ твоему адвокату. Когда ты сообразишь, что не успеешь, заявишь на нас в полицию за вымогание денег и станешь отрицать подлинность документа, который сам же только что подписал. А также, естественно, станешь отрицать знакомство с любым головорезом.

– Думаешь?

– Да, Виллумсен, думаю. Только если ты не убедишь меня в обратном.

– А если я не смогу?

Я пожал плечами:

– Можно попробовать.

Виллумсен посмотрел на меня.

– Так вот зачем тебе перчатки и купальная шапочка? – (Я не ответил.) – Чтобы не оставить отпечатков пальцев и волос? – продолжил он.

– Не думай об этом, Виллумсен, лучше попытайся найти для нас другой выход.

– Хм, поглядим.

Виллумсен сложил руки на груди в том месте, где из пижамы торчал лес черных волос. В наступившей тишине я слышал гул транспорта на шоссе. Я любил бывать на заправке рано утром, когда с наступлением нового дня наша маленькая деревня просыпалась, а люди занимали свои места в нашем маленьком общественном механизме. Видеть полную картину, воображать невидимую руку, руководившую всей этой деятельностью и благодаря которой все было более-менее в порядке.

Виллумсен закашлялся:

– Я не буду звонить ни головорезу, ни в полицию, ведь нам обоим есть что терять.

– Ты уже все потерял, – сказал я. – А выиграть можешь все. Давай, ты же подержанными автомобилями торгуешь, убеди меня.

– Хм.

В комнате снова стало тихо.

– Виллумсен, у тебя время истекает.

– Доверься мне, – произнес он.

– Ты уже второй раз пытаешься втюхать мне все ту же самую машину с дефектом, – сказал я. – Давай, ты ж моему отцу «кадиллак» втюхал, а с меня и Карла, как мы потом узнали, содрал в два раза больше – в Конгсберге подержанное снаряжение для дайвинга за половину той суммы можно купить.

– Чтобы что-то придумать, мне время нужно, – сказал Виллумсен. – Приходи после обеда.

– Увы, – сказал я. – Вопрос нужно решить до моего ухода и до того, как рассветет настолько, что люди увидят, как я отсюда ухожу. – Я приставил пистолет к его виску. – Виллумсен, мне правда очень хотелось бы, чтобы существовал другой выход. Я ведь не убийца, и ты мне даже в каком-то смысле нравишься. Да, я серьезно. Но тебе придется указать мне выход из сложившейся ситуации, потому что я его не вижу. У тебя десять секунд.

– Это нелепо, – произнес Виллумсен.

– Девять, – сказал я. – Разве это нелепо – дать тебе шанс защитить собственную жизнь, хотя у Шеннон шанса поспорить за собственную не было? Разве это нелепо – забирать последние месяцы твоей жизни, а не годы жизни твоей жены? Восемь.

– Наверное, нет, но…

– Семь.

– Я сдаюсь.

– Шесть. Подождем, пока я досчитаю, или…

– Всем хочется подольше прожить.

– Пять.

– Я бы от сигары не отказался.

– Четыре.

– Можно мне сигару, ну пожалуйста!

– Три.

– Они вон там, в ящике стола, можно…

Хлопок вышел громким – по ощущениям в мои барабанные перепонки воткнули что-то острое.

В кино я видел, что подобные травмы головы сопровождают кровавые пятна на стенах, но я, скажем так, удивился, увидев, что именно так оно и бывает.

Виллумсен осел в постели с каким-то обиженным лицом – наверное, потому, что я ему две секунды жизни недодал. Я тут же почувствовал, как намок матрас подо мной, а еще дерьмом завоняло. В кино особо не показывают, как у покойников расслабляется сфинктер, открывая отверстия тела.

Вдавив пистолет в руку Виллумсена, я встал с постели. Пока я работал на заправке в Усе, кроме «Иллюстрированной науки», я читал еще «Настоящее преступление», поэтому не только надел купальную шапочку и перчатки, но и приклеил скотчем штанины к носкам, а рукава куртки – к перчаткам, чтобы с меня не упал ни один волосок и полиция не нашла на месте преступления ни единого следа ДНК, если станет расследовать эту смерть как убийство.

Сбежав по лестнице в подвал и взяв там лопату, я оставил дверь незапертой и пошел через сад задом наперед, закапывая за собой следы сапог. Я спустился по ведущей к Будалсваннету дороге, где домов немного. Лопату выбросил в мусорный бак, стоявший на подъезде к новому дому, и, лишь тогда почувствовав, что у меня замерзли уши, вспомнил про лежавшую в кармане шерстяную шапку – натянул ее поверх купальной шапочки и пошел к мелкому причалу. Машину я оставил за каким-то сараем. Прищурившись, я оглядел лед. Значит, где-то там купались две из трех женщин моей жизни. И мужа одной из них я убил. Странно. Машина была еще теплой и без проблем завелась. Я поехал в Опгард. Половина восьмого, темнота еще кромешная.

В тот же день после обеда новость прозвучала по федеральному радио:

– В своем доме в муниципалитете Ус в Телемарке найден труп мужчины. Полиция считает данную смерть подозрительной.

Для деревни новость о смерти Виллумсена прогремела как гром среди ясного неба. Думаю, сравнение подходящее. По-моему, она вызвала больший шок, чем пожар в отеле, и стала ударом под дых: теперь с нами не будет этого изворотливого, упитанного, кичливого, добродушного торговца подержанными автомобилями – он ушел навсегда. Об этом непременно будут говорить во всех магазинах и кафе, на каждом углу и в каждом доме. От тоски посерели даже те, кто знал, что у Виллумсена опять рак.

Следующие две ночи спал я плохо. Не потому, что меня совесть мучила. Я же правда пытался помочь Виллумсену спастись, но как шахматист поможет противнику, которому сам же поставил шах и мат? Ход-то не тебе делать. Нет, причина была в другом. У меня было дурное ощущение, что я забыл что-то существенное, о чем при планировании убийства не подумал. Только мне никак не удавалось сообразить, что именно.