Ю Несбё - Королевство

– Точно.

Я налил в бокалы белого вина – его мне две недели назад прислала из главного офиса Пия Сюсе, когда стало понятно, что в рейтинге заправка займет третье место. Поставил бутылку на стол, но к бокалу не притронулся.

– Все про Карла думаешь, – сказала она.

– Да, – согласился я.

– Спрашиваешь себя, как же он так тебя предал?

Я замотал головой:

– Я себя спрашиваю: как же я так его предал?

Она вздохнула:

– Рой, не тебе решать, кого ты полюбишь. Ты говорил, что вы, люди гор, влюбляетесь в тех, в кого влюбляться полезно с практической точки зрения, а теперь я вижу, что это неправда.

– Наверное, неправда, – ответил я. – Но наверное, это и не совсем случайно происходит.

– Да ну.

– Стэнли мне про какого-то француза рассказывал – он считает, что мы желаем того, что желают другие. Что мы подражаем.

– Миметическое подражание, – сказала Шеннон. – Рене Жирар.

– Именно.

– Он считает романтической иллюзией тот факт, что человек способен слушать собственное сердце и внутренние желания, поскольку, за исключением базовых потребностей, никаких собственных внутренних желаний у нас нет. Мы хотим того, что, по нашим наблюдениям, хотят окружающие. Так собака, которая совершенно не обращала внимания на свою игрушечную косточку, вдруг просто обязана ее схватить, когда она видит, что косточка понадобилась другим собакам.

Я кивнул:

– И поэтому еще больше хочется собственную заправку, когда слышишь, что кому-то она тоже нужна.

– А архитектор обязан заполучить заказ, за который, как ему известно, он соревнуется с лучшими.

– А глупому брату-уроду нужна женщина умного брата-красавчика.

Шеннон поковырялась в еде.

– Говоришь, твои чувства ко мне на самом деле имеют отношение к Карлу?

– Нет, – ответил я. – Я ничего не говорю. Потому что ничего не знаю. Возможно, для самих себя мы такие же загадки, как и для окружающих.

Шеннон дотронулась до бокала вина кончиками пальцев.

– Разве не печально, что мы в состоянии любить только то, что могут любить другие?

– Дядя Бернард говорил, что печалей вообще много – стоит только подольше и повнимательнее вглядеться, – сказал я. – Что нужно ослепнуть на один глаз.

– Может быть.

– Попробуем ослепнуть? – предложил я. – Хоть на одну ночь.

– Да, – сказала она и, сделав усилие, улыбнулась.

Я поднял свой бокал. Она – свой.

– Я люблю тебя, – прошептал я.

Она улыбнулась шире, глаза засияли, как озеро Будалсваннет ясным днем, и на мгновение мне удалось обо всем забыть. Просто надеялся, что мы проведем вместе эту ночь, а дальше пусть хоть атомная бомба падает. Да, я хотел , чтобы атомная бомба упала. Ведь я выбор сделал – это я точно помню. И предпочел атомную бомбу.

Отставив бокал вина, я заметил, что Шеннон из своего не отпила, но встала. Наклонившись через стол, задула свечу.

– Времени мало, – сказала она. – Слишком мало, чтобы не раздеться и не лечь к тебе поближе.

До четырех утра оставалось восемь минут, когда Шеннон вновь на меня осела. Ее пот смешался с моим, запах и вкус у нас были одни и те же. Я приподнял голову, чтобы посмотреть на часы на прикроватном столике.

– У нас три часа, – сказала Шеннон.

Упав на подушку, я нащупал рядом с часами коробку снюса.

– Я люблю тебя, – сказала она. Проснувшись, она каждый раз это говорила, перед тем как опять заняться любовью. И прежде чем уснуть.

– Я люблю тебя, хрустан, – произнес я с ее интонацией, как будто глубокое содержание слов нам было настолько знакомо, что нам уже не надо было вкладывать в них чувства, смысл или убеждение. Достаточно было произнести, проговорить, как мантру, заученный Символ веры. – Я сегодня плакал, – признался я, кладя в рот снюс.

– Нечасто с тобой такое, – сказала Шеннон.

– Не-а.

– Из-за чего плакал?

– Сама знаешь. Из-за всего.

– Да, но как думаешь, что именно вызвало слезы?

Я задумался.

– Я плакал из-за всего, что сегодня потерял.

– Семейную собственность, – сказала она.

Я хохотнул:

– Нет, не ферму.

– Меня, – сказала она.

– Тебя у меня никогда не было, – сказал я. – Я из-за Карла плакал. Сегодня я потерял младшего братишку.

– Конечно, – прошептала Шеннон. – Прости. Прости, я такая глупая.

Потом она положила руку мне на грудь. И я почувствовал, что это вовсе не те делано-невинные касания – как мы оба знали, прелюдия перед очередным раундом занятий любовью. У меня возникло предчувствие, когда она положила туда руку, – будто хотела схватить мое сердце. Или нет, не схватить – ощутить . Она пыталась ощутить удары, как оно отреагирует на то, что она сейчас произнесет.

– Я уже говорила сегодня, что отель – это лишь одна из новостей, которыми я приехала поделиться.

Она сделала глубокий вдох, а я задержал дыхание.

– Я беременна, – сказала она.

Я все еще не дышал.

– От тебя. Нотодден.

Хоть эти пять слов отвечали на все мои мыслимые вопросы о случившемся, через мой мозг пронеслась лавина мыслей, каждая из которых оставила вопросительный знак.

– Эндометриоз… – заговорил я.

– Забеременеть трудно, но не невозможно, – сказала она. – Я сделала тест и сначала не поверила результатам, но сходила к врачу – он все подтвердил.

Я вновь задышал. Уставился в потолок.

Шеннон подвинулась ко мне:

– Я думала от него избавиться, но я не могу, не хочу. Может, всего раз за мою жизнь планеты выстроились так, что этому телу удалось забеременеть. Но я люблю тебя, а ребенок не только мой, но и твой. Чего ты хочешь?

Я молча лежал в темноте и дышал, думая о том, все ли необходимые ей ответы дало мое сердце в ее руке.

– Я хочу, чтобы у тебя было то, чего ты хочешь, – сказал я.

– Боишься? – спросила она.

– Да.

– Ты рад?

Я задумался.

– Да.

По ее дыханию я понял, что она вот-вот заплачет.

– Конечно, ты растерялся и думаешь о том, что нам теперь делать, – сказала она. Голос дрожал, и говорила она быстро, как будто хотела договорить до того, как голос сорвется. – Рой, я не знаю, что на это ответить. Мне придется остаться в Усе, пока отель не достроят. Наверное, ты думаешь, что ребенок важнее здания, но…

– Тсс, – шепнул я, поглаживая указательным пальцем ее мягкие губы. – Я знаю. И ты ошибаешься. Я не растерялся, я точно знаю, что я должен делать.

Я смотрел, как ее зрачок вроде как включается и выключается, когда она моргает в темноте.

СДЕЛАЙ ТО, ЧТО ДОЛЖЕН, – подумал я. – ВСЕ ЗАВИСИТ ОТ ТЕБЯ. СДЕЛАЙ ЭТО СЕЙЧАС.

Как я уже говорил, я не совсем уверен, решил ли все в туалете для сотрудников или в постели с Шеннон, когда она рассказала, что носит моего ребенка. Может, это не столь и важно, может, как говорится, представляет академический интерес.

В общем, я наклонился к уху Шеннон и прошептал, что нужно делать.