Ю Несбё - Королевство

– Может, тебе немного отдохнуть и побыть здесь? – предложил Карл. – В нашем распоряжении целый дом. Ну, ты как? Вечеринки, как в старые времена? А?

На меня до сих пор действовал заразительный энтузиазм в его голосе, а потому я почти сразу согласился:

– Надо поглядеть. Лето – высокий сезон, на юг столько народу отдыхать едет.

– Давай. Тебе отпуск нужен. Ты хоть один день отдыхал, до того как туда уехать?

– Да-да, – сказал я и стал считать. – Так когда она уезжает?

– Шеннон? В первую неделю июня.

Домой я поехал на второй неделе июня.

Странная штука случилась, когда я миновал Банехауген, и передо мной открылась зеркальная гладь озера Будалсваннет, и я увидел муниципальный знак с названием Уса. У меня перехватило дыхание, дорога поплыла, пришлось заморгать. Как будто чисто от скуки смотришь по телику третьесортную мыльную оперу – и вдруг с трудом сглатываешь: ты ведь полностью расслабился и тебя застали врасплох.

Я взял четыре выходных.

Четыре дня мы с Карлом сидели на ферме и смотрели на летний пейзаж. На солнце, которое, казалось, никогда не заходит. Пили одну бутылку пива за другой в зимнем саду. Вспоминали прежние деньки. Школу, друзей, вечеринки в Ортуне и на даче Оса. Он рассказывал про США и Торонто. Про деньги, хлынувшие на раскаленный рынок недвижимости. Про проект, когда они в итоге попытались отхватить слишком здоровый кусок.

– Самая тоска в том, что у нас могло бы все получиться, – сказал Карл, ставя пустую пивную бутылку в ряд на подоконник. Его ряд оказался в три раза длиннее моего. – Все дело во времени. Удержи мы проект на плаву еще три месяца, сегодня мы были бы сказочно богаты.

По его словам, когда все полетело к чертям, два партнера угрожали ему судом.

– Только я не потерял абсолютно все, что имел, вот они и решили стрясти с меня денег, – сказал он, посмеиваясь и открывая следующую бутылку пива.

– У тебя же сейчас куча работы, разве нет? – спросил я.

Мы ездили на стройплощадку. Работы велись, но не сказать чтобы чересчур активно. Оборудования много, людей мало.

По-моему, они не то чтобы охренеть как много всего успели, а ведь начали целых девять месяцев назад. Карл объяснил, что они все еще трудились над подземной частью: время ушло на то, чтобы провести дорогу, воду и канализацию. Само здание отеля построят очень быстро.

– Пока мы здесь стоим, отель строят совсем в другом месте. Это называется «модульное строительство». Из элементов. Пол-отеля приедет в виде огромных блоков – нам останется закрепить их на цоколе.

– На фундаменте?

Карл помотал головой:

– Типа того.

Люди так говорят, когда либо не хотят перегружать тебя деталями, которые слишком тяжело объяснить, либо скрывают тот факт, что сами в чем-то не до конца разбираются. Карл пошел поговорить с рабочими, а я бродил по вереску и искал новые гнезда. Ни одного не нашел. Наверное, птиц испугали шум и машины, да и гнездились они не очень далеко.

Вернулся Карл. Вытер со лба пот.

– Поехали поныряем?

Я засмеялся.

– Что такое? – спросил Карл.

– Снаряжение старое – эта затея все равно что самоубийство.

– Тогда искупаемся?

– О’кей.

Но мы, разумеется, опять оказались в зимнем саду. Где-то на пятой или шестой бутылке Карл вдруг спросил:

– А ты знаешь, как Абель погиб?

– Его брат убил, – ответил я.

– Я, вообще-то, про другого Абеля – министра иностранных дел Абеля Паркера Апшера, в честь которого отец меня назвал. Он осматривал корабль ВМС США «Принстон», который шел по реке Потомак, солдаты демонстрировали огневую мощь одной пушки. Произошел взрыв, убило Абеля и еще пять человек. Это было в тысяча восемьсот сорок четвертом году. Поэтому завершения главного дела своей жизни – присоединения Техаса в следующем году – он не увидел. Что ты на это скажешь?

Я пожал плечами:

– Жалко.

Карл заржал:

– Ну что ж, твое второе имя тебе очень подходит. Ты знал, что дама, сидевшая за столом с Калвином Кулиджем…

Я слушал вполуха, так как эту историю, разумеется, знал: папа обожал ее рассказывать. Дама заключила пари, что вытянет из президента Кулиджа, чья немногословность стала легендой, больше двух слов. В конце ужина президент повернулся к ней и сказал: «You lose» [20] «Вы проиграли» (англ.) . .

– Кто из нас больше похож на папу, а кто – на маму? – спросил Карл.

– Шутишь, что ли? – Я из чувства долга глотнул «Будвайзера». – Ты – на маму, а я – на папу.

– Я пью, как папа, – сказал Карл. – А ты – как мама.

– Единственное несовпадение, – сказал я.

– Так что же, ты извращенец?

Я не ответил. Не знал, что говорить. Даже когда все это случалось, мы происходящее совсем не обсуждали; я утешал брата, как будто папа просто его побил. И пообещал, не употребляя слов, имеющих прямое отношение к теме, отомстить. Я часто задумывался, изменилось ли бы что-то, заяви я обо всем вслух, выпусти слова на свободу, чтобы их услышали, чтобы они стали реальностью, а не просто бродили у нас в головах – там от них легко отмахнуться как от пустых мыслей. Черт его знает.

– Думаешь об этом? – спросил я.

– Да, – ответил Карл. – И нет. Меня это мучает меньше, чем множество тех людей, о которых я читаю.

– Читаешь?

– О жертвах насилия. В первую очередь об этом пишут и говорят те, кто серьезно пострадал. Полагаю, таких, как я, много. Кто отпустил ситуацию. Ведь прежде всего это вопрос контекста.

– Контекста?

– Перво-наперво сексуальное насилие губит из-за связанного с ним общественного осуждения и позора. Мы узнаём о собственной травмированности , а потому вешаем на этот крючок все плохое. Взять хотя бы еврейских мальчиков, которым сделали обрезание. Это же увечье. Пытка. Намного хуже, чем если тебя просто поимели. Но мало что говорит о том, что очень многие из них в результате обрезания пострадали морально. Потому что в данном контексте происходящее – норма, надо просто потерпеть, это же часть культуры. Может быть, самую серьезную травму наносят не в момент насилия, а когда мы понимаем, что это не норма.

Я смотрел на него. Он правда так думал? Так оправдывал случившееся? Да даже если и так, почему нет? Whatever gets you through the night, it’s alright [21] «Нормально все, что помогает тебе пережить ночь» (англ.). Слова из песни Джона Леннона. .

– А Шеннон много знает?

– Всё. – Он поднес бутылку к губам, наклонил, вместо того чтобы откинуть голову назад. Что-то заклокотало. Но не как смех – как слезы.

– Знаю: ей известно, что мы скрыли тот факт, что Ольсен свалился в Хукен. А про то, что, когда папа и мама погибли, с тормозами и рулем «кадиллака» нахимичил я, она тоже знает?

Он замотал головой:

– Я ей рассказывал только то, что ко мне относится.