Татьяна Степанова - Последняя истина, последняя страсть [litres]

– Вы допрашивали Кляпова по этому поводу? – спросила Катя.

– Нет.

– Вы что, ему на слово поверили?

Вилли Ригель молчал.

– Поверил, он ему поверил, – усмехнулся Гектор Борщов. – Потому что с некоторых пор, как наш майор считает, они с Фимой в схожей ситуации по части амуров. И разбитого сердца.

– Если ты сейчас не заткнешься, я…

– Вилли, тихо, тихо. – Катя готовилась вмешаться. – И сейчас во время допроса вы Герду спрашивали о Лесике Кабанове, а не о Кляпове.

– Убили Кабанова, а не Кляпова, Катя, – ответил Вилли Ригель и глянул при этом на Борщова.

– Где Лиза была в тот день?

– В Мосгорсуде. На процессе против стройки. Она до самого вечера там сидела. – Вилли Ригель поражал осведомленностью о делах своей сбежавшей невесты. – Я проверил – все так. Судебное заседание. Она вечером только смогла вырваться, уже когда Герда дочку из больницы забирала домой. По поводу похищения ребенка было возбуждено уголовное дело, и мы им занимались. Я лично им занимался.

– Занимался, пахал, кто спорит. Только ведь было кое-что еще. Вы опять не договариваете, герр майор, – произнес Гектор Борщов своим высоким юношеским тенором.

– О чем вы? – Катя обернулась к нему.

– О нашем повешенном.

– О каком повешенном? – Катя похолодела. Это дело, оно как лабиринт… Чудовища за каждым углом, только их пока не видно… лишь шорох… скрежет когтей по камню…

– Майор сейчас вам расскажет.

– Это произошло на третий день после пропажи ребенка, – Вилли Ригель провел рукой по лицу, – в пять утра у железнодорожной платформы Лужки, это в километре от полигона и палаточного лагеря. Платформой пользовались протестующие из лагеря, кто из Люберец на электричках приезжал митинговать. Пассажиры сошли с электрички, шли дорогой к остановке – услышали крики из леса. На березе он висел. Этот повешенный. Вниз головой.

– Вниз головой?!

– Ну да, ноги в петле. Его так вздернули на дерево. Он орал благим матом. Сколько так провисел – один бог знает. Хорошо электричка пришла в пять утра, пассажиры его увидели. А то бы скончался. Они сняли его. Нас вызвали туда. Мы его в больницу.

– И кто он такой?

– Нездешний. Не из Староказарменска он оказался. Официально вроде как тренер по лыжам. Сказал мне в больнице, что на него напали – мол, ограбили, по башке чем-то ударили. Он, мол, ничего не помнит. Очнулся уже вниз головой на дереве. У него и правда была голова разбита. На спине – синяки. Его по почкам лупили. На лице все чисто, никаких следов побоев.

– И что, он вам больше так ничего и не сказал?

– Нет. Стоял на своем – меня оглушили и ограбили. Кто – не знаю. Через пару дней его из больницы забрали. Свинтил он оттуда.

– Кто его забрал?

– Те, что сюда с начала митингов на тачках приезжают, которые с зеленкой, а иногда и с кастетами, – ответил Вилли Ригель. – Эй, Борщов-Троянский, ты нам не объяснишь популярно, кто эти люди и что им надо в нашем городе? И самое главное – кто их посылает? Я думаю, твоему 66-му отделу это известно.

– Понятия не имею, о чем ты, – ответил Гектор. – Но мне по сердцу, как ты меня сейчас назвал. И знаешь, что скажу тебе – из личного опыта. Да, я Гектор Троянский. А ты – если читал Илиаду, ты не Ахиллес Богоравный в ней. Ты – Большой Аякс. Созвездие комплексов и рефлексий.

Вилли Ригель поднялся.

– У меня рефлексия насчет тебя только одна.

– Ага, я уж давно понял. Не начинай все сначала. И при даме.

– Так этот тип, повешенный вниз головой, он как-то был связан с похищением дочки Герды или нет? – Катя возвысила голос против назревающего на ровном месте нового межведомственного конфликта.

– Возможно да, возможно нет, – ответил ей Вилли Ригель. – Мне и по поводу этого эпизода факты нужны были, а не предположения. Я видел лишь одно: все усугубляется. Заходит уже слишком далеко. В смысле гражданского противостояния. И поэтому я решил…

– Снести этот палаточный лагерь к чертовой бабушке, – закончил за него Гектор Борщов. – С чем успешно и справился. И навлек на свою голову столько либеральных проклятий.

– Я тогда посчитал, что это хоть как-то снизит накал. Я не мог допустить, чтобы… Одно дело митинги, лозунги. Другое дело, когда крадут детей и вешают людей на березе. Пусть пока и за ноги.

– Надо допросить снова этого повешенного, – сказала Катя. – Сегодня. Найти его и допросить. Как его фамилия?

– Горбатько.

– Адрес его у вас ведь имеется, Вилли? Пошлите прямо сейчас патрульных. Где он живет? Надо с ним поговорить снова. – Катя решила, что нашла, наконец, хоть что-то в этом деле, чтобы зацепиться.

Вилли Ригель открыл файл на планшете.

– Он из Балашихи. Сейчас пошлем к нему наряд, выдернем.

– Какой у него точный адрес? – спросил Гектор Борщов.

Ригель нехотя продиктовал ему. Гектор набрал на мобильном в поисковике, открыл просмотр улиц.

– Облом, майор. – Он показал им мобильный. – Адрес, который он тебе дал, липа. Это адрес пожарной части МЧС. Что же ты такой наивный, а? Сразу все с этим повешенным не проверил? Или так не терпелось тебе дубинкой в палаточном лагере помахать? Силу свою испробовать? Мускулами поиграть?

Катя решила действовать самостоятельно, потому что Вилли Ригель снова погряз в бюрократии допросов доставленных в отдел участников и активистов митингов и экологического комитета.

Она перебрала в уме возможные варианты собственных действий – скудно все. Похищенный и возвращенный ребенок Герды, тип, повешенный за ноги вблизи мусорного полигона, – все это очень важно, но пока обрывочно и смутно. Некоторая ясность наступила лишь по поводу драки между братьями Кабановыми в ресторане. И то не все гладко, потому что… Финансирование Петей Кабановым палаточного лагеря, по сути строительство лагеря митингующих на его средства – это лишь следствие какой-то «вендетты» между братьями. Старой глубокой вражды. В чем ее причина?

Она решила попытаться выяснить это сама – съездить в Малаховку снова, раз в делах такой застой, и Вилли Ригель, чтобы он там ни говорил сейчас, до сих пор медленно, как яд, пьет свой «кубок страсти», целиком поглощенный мыслями о невесте Лизе Оболенской.

Катя отправилась на стоянку отдела к своей машине, рылась в сумке, искала ключи.

– И куда вы собрались?

Она обернулась. Гектор Борщов.

– В Малаховку. К Кабановым.

– Хотите поговорить с младшим по душам? Без полицейского официоза?

– Попробую.

– А меня опять терзает скука. Можно мне с вами? Вижу, вы не против. Только в Малаховке такие снобы… Если в этой своей коробочке явитесь, как царевна-лягушенция, вас там за свою не примут. – Гектор кивнул на крохотный Катин «Мерседес-Смарт». – Лучше на гелендвагенах. – Он кивнул на свой внедорожник. – Престиж фирмы.