Татьяна Степанова - Последняя истина, последняя страсть [litres]

– Лесик. – Старуха кивнула.

– Да, Лесик. У нас дело об убийстве, и речь зашла о тех далеких событиях. Там ведь тоже было убийство – в семье этого мальчика?

– Невозможно словами описать, что тогда мы все пережили. Бедный ребенок.

– Расскажите нам, пожалуйста, подробно все, что вам об этом известно. Это очень важно.

– Мальчик был, конечно, сложный. Своенравный. Взбалмошный. И со сверстниками плохо сходился. Такой надменный насмешливый мальчик. Но учился он прекрасно. Я им гордилась. И что бы там о нем не говорили, он не заслужил тех страданий, что выпали на его долю.

– У него покончил самоубийством отец.

– Да, к несчастью.

– И у него были братья-близнецы.

– Малыши… Их звали Петя и Женя. Но они еще не учились в нашей школе. Учился только Лесик, старший.

– Что произошло в их семье? Вы знаете? Почему отец убил?

– Отец? – Старуха-учительница глянула на них через очки.

– Ну да. Одного из близнецов… Женю ведь убили? И совершил убийство отец.

– Да кто вам сказал такую нелепость?

– То есть? Убийства не было?

– Малыша убили в ванной. Они там мылись, купались вдвоем… маленькие… Как мне говорил следователь, вся вода в ванной была красной от крови. Горло ведь перерезали бритвой. И Лесику… Лесику тоже досталось жестоко. Он тоже находился в ванной с ними. Он потом в школу приходил весь в бинтах. Он пытался помешать, понимаете? Остановить его.

– Кого? – тихо спросила Катя, чувствуя, что по спине ее снова бегут мурашки. – Вы говорите не об их отце. А о ком?

– Да отец мухи бы не обидел! Он был такой интеллигент. Врач. Я его помню. Он был и мать, и отец им. И нянька. Он занимался детьми. Ходил в школу на все родительские собрания. А она – мать – работала в органах ваших, строила карьеру. Но она очень любила Лесика. Я помню, когда мы с ней разговаривали о его успехах в школе и я его хвалила за оценки, она вся так и светилась.

– Кто убил ребенка? – спросил Вилли Ригель. – Если не отец, так кто?

– То есть как кто? Вы же полиция. А это вопиющий, неслыханный был случай. Мы все находились в шоке тогда. Но что мы могли сделать? Что ваши коллеги могли сделать, когда это… это малолетний ребенок! Дитя!

– Малолетний ребенок?

– Второй близнец, – прошептала учительница. – Петя… им было-то всего четыре года… Отец оставил в ванной свою опасную бритву, забыл о ней, видно. А малыш схватил и… Мне следователь сказал – тот, другой малыш из-за порезов захлебнулся в ванной. А Лесик выскочил оттуда. Успел. Это же опасная бритва… Вы «Кладбище домашних животных» читали, смотрели Стивена Кинга? Это почти один в один. Только намного страшнее было.

Покинув ее квартиру, они молча сидели в машине. Переваривали услышанное.

Внезапно у Гектора пискнул мобильный. Он глянул.

– Пароли пришли. Я вскрою сейчас банк. Что там с ее счетами?

Катя в этот момент даже не отреагировала на новость. Рассказ старой учительницы ее буквально оглушил.

– Счет Кабановой. – Гектор орудовал как заправский хакер, набирая шифр и коды. – Снято со счета два миллиона рублей.

Катя сделала усилие – вникай, слушай, это тоже сейчас важно.

– Перевода нет. Видимо, сумма была снята наличными.

– Дата какая? – спросил Вилли Ригель.

Гектор показал ему мобильный с данными.

– Накануне убийства Аристарха Бояринова. – Вилли Ригель покачал головой. – У нашей прокурорши свои такие семейные тайны в шкафу, а гонялась она за чужими… И так настойчиво, так оголтело… Что же это за деньги такие? За медицинские справки и рапорты двадцатипятилетней давности времен Чеченской войны? Такая сумма? И вся Аристарху? Штирлицу Иванычу? Так, что ли, получается? А, Гек?

– Кажется, что так, Вилли. – Гектор был снова сосредоточен и бледен. – Только не вся сумма ему причиталась. Я, например, всегда работал из двадцати процентов. А Штирлицу наши в отделе и двенадцати не дали бы. Это его гонорар как посреднику. Передаточному звену к прокурорше. Все остальное тому из нашего отдела, кто меня сдал с потрохами.

На главной площади Староказарменска у корявого памятника Первопроходцам стоял в одиночном пикете с самодельным плакатом семнадцатилетний студент колледжа. Зорко всматривался вдаль – не грядет ли полиция, крепко держа в руках палку с приклеенным скотчем куском картона, где было написано… Ну, сами знаете, что и про кого.

Возле пикетчика остановился шикарный «Лексус», из него вышел Фима Кляпов в самом лучшем своем костюме, в ботинках из кожи крокодила, с галстуком от Гуччи.

– Уступи место старшим, пацан. – Он поманил пальцем и забрал у опешившего мальчишки его плакат, глянул на содержание. – Ого! Ну, ты даешь! Ладно. Теперь я за тебя постою здесь.

– Заметут. Сейчас приедут менты, заметут вас!

– Ничего, справимся. – Фима Кляпов перехватил плакат одной рукой, другой вытащил из кармана визитку и загнул два угла. – Где учишься?

– В колледже кулинарном. На повара.

– Ишь ты. Девчонка есть? На, возьми. – Он сунул парню визитку. – Пойдете с ней в любое удобное время в ресторан в Москве на Поварской. Отдашь метрдотелю, скажешь – от меня. Они вам с твоей голубкой сделают все по высшему разряду – ужин на двоих и сладкое на десерт. Устрой ей День святого Валентина, пацан.

Студент кулинарного колледжа был таков, а Фима Кляпов высоко воздел над головой плакат. На импозантного пикетчика обращали внимание. Хотя Староказарменск и этого уже наелся досыта.

Через двадцать минут протеста возле Фимы Кляпова остановилась патрульная машина, и майор Вилли Ригель, Катя и Гектор вышли из нее. Они как раз были на пути из Люберец в отдел, когда Вилли Ригелю позвонил дежурный Ухов: Фима Кляпов опять номер отколол! На главной площади города!

– И как это понимать? – спросил Вилли Ригель. – Фима, вы чего опять добиваетесь?

– Ареста административного. Забери меня, парень, посади.

– Фима, один раз с Гердой это сработало. Не надейтесь, что она поведется второй раз.

– Я с ней и так, и этак. – Фима Кляпов, потрясая плакатом, обращался к ним – в основном к Кате, как к самой сердобольной. – Она вроде и не отвергает меня. Но ничего не принимает. Того, что я пытаюсь ей… Она и правда иная. Инопланетянка. Я не знаю, что делать. Я измучился совсем. Решил вот так. Раз она во всем этом – то и я тоже могу. И пусть она узнает! Помогите мне, а?

– Вилли, надо помочь, – сказала Катя.

– Пикет – это не арест, а штраф. – Вилли Ригель покачал головой. – И как вы… как ты мне надоел! У нас дело серьезное, такое расследование! А я вместо того, чтобы убийства раскрывать, должен твои амурные дела с ней улаживать? Ступай в отдел, скажи Ухову, он тебя в суд отвезет – оштрафуют тебя.

– Штрафа мало, – тревожно возразил Фима Кляпов. – Я сесть должен реально.