Татьяна Степанова - Последняя истина, последняя страсть [litres]

– Да, конечно… я хотел вам сказать, Катя… Одна мысль, что вы у меня дома… наполняет меня счастьем. Спите спокойно.

Он ушел. Катя села на кровать и вскрыла комплект с бельем. Застелила. Затем пошла в ванную – черный мрамор. И грандиозная ванная утоплена в пол. Она включила воду.

В «берлоге» тихонько украдкой завели снова свой любимый Rammstеin.

Катя после ванны забралась в кровать и думала о том, что они с Вилли Ригелем совершили своим побегом с работы и приездом сюда к нему великое доброе дело.

Спасли растоптанную гордость…

Спасли раненое сердце…

Спасли, быть может, пусть и сломанную, однако все же не оборванную жизнь…

И это им где-то когда-то зачтется.

Под глухое уханье басов Rammstеin «Reise, Reise» она крепко уснула.

В четвертом часу утра, когда они переговорили обо всем и выпили почти все, что было, когда Вилли Ригель уснул на диване, Гектор бесшумно прошел по темному коридору. В руках у него был Катин пиджак, который она забыла на диване.

Он сел на пол у ее двери, прислонившись к стене. Зарылся лицом в шелковую подкладку пиджака, вдыхая ее аромат, ее запах…

Потом сидел, запрокинув голову, закрыв глаза. Оберегал ее сон.

В половине седьмого он встал и столь же бесшумно, как тень, вернулся туда, где спал Вилли Ригель, которому снилась его Лиза Оболенская.

А в семь они встали. Быстро позавтракали остатками пиршества, выпили кофе из навороченной кофеварки на кухне.

И двинули на работу.

Первое, что сделал Вилли Ригель в отделе – забрал папку Кабановой, взял в гараже канистру с бензином, вышел вместе с друзьями во внутренний двор, швырнул папку в мусорный контейнер, плеснул бензина и поджег.

Катя и Гектор молча наблюдали.

– С этим покончено, – объявил Вилли Ригель. – У Кабановой, правда, оригиналы остались. Не забудем об этом. Но возможно будет что-то сделать, лишь когда мы найдем настоящего убийцу.

– А я вот сейчас подумала, – сказала Катя. – Эти документы появились у Кабановой совсем недавно. Когда она впервые упомянула при мне про аудиозапись, ни о чем таком и речи не шло. А было это всего несколько дней назад. И аудиозапись она не собиралась тогда предавать огласке. Она хотела оставить ее для суда. Однако внезапно пришла и предъявила ее вместе с документами. Аудиозапись она, по ее словам, обнаружила дома в Красково в каком-то тайнике – Лесик туда ее спрятал. Сейф, возможно. Однако о документах тогда точно речи не было. Что же – два тайника дома? Маловероятно. И потом, она же куда-то ездила! Она сама нам призналась – ездила «за этим». Получается, Лесик прятал эту папку не дома? И она как-то о ней узнала? Или же… ей кто-то сообщил – вот, мол, есть место и в нем документы, можете все там забрать?

– Катя, развивайте свою идею, – как добрый командир поощрил Вилли Ригель.

– Я вновь вспоминаю разговор с Аристархом… Он меня тогда спросил – договороспособная ли Кабанова и ее ли я человек? Он даже намекал мне – мол, скажите ей, чтобы стала договороспособной. Гек, на вашем конторском слэнге что может означать такое понятие?

– Кабанова – прокурор. Прокурорам многие вещи делать якобы нельзя. – Гектор усмехнулся. – Договороспособная – это значит согласная заплатить. Или прогнуться под шантаж, или же купить то, что ее интересует.

– В разговоре с нами она не о себе говорила, а о сыне. Якобы это он все купил и достал. Но если так, где все это время были эти бумаги? Или же они все-таки появились у Кабановой совсем недавно? Уже после того, как Аристарх намекал мне, что хорошо бы она была договороспособной и согласилась платить?

– Вы хотите сказать, что эти документы продал Кабановой Аристрах Бояринов? А не Лесик их где-то раздобыл раньше? – спросил Вилли Ригель.

– Я просто рассуждаю. – Катя хмурилась. – Документы секретные, известно о них лишь тайному 66-му отделу в конторе – причем ограниченному кругу лиц. Как Лесик или даже Кабанова могли к этому кругу лиц подобраться? Только через посредника. А кто из наших подозреваемых подходит на эту роль? Только Штрилиц Иваныч. Да он и сам мне говорил – в нашей конторе чего только не узнаешь. И связи не обрываются. Мол, за деньги возможно все.

– Гек, что скажешь? – спросил Вилли Ригель.

– Логично. Я проверю ее счета в банке.

Когда они вернулись в кабинет, он послал несколько мейлов. Затем забрал ноутбук Вилли Ригеля. И стал что-то в нем искать, писать.

– И хакер, да? – усмехнулся Вилли Ригель и покачал головой. – Это не Фима, это ты у нас человек-оркестр.

– Ее счета отдел проверял еще раньше, когда митинги пошли, – пояснил Гектор. – Как и счета Лесика Кабанова. Она его деньги унаследует по закону лишь через полгода. Значит, если что – расплачиваться должна была из своих средств. Через какое-то время пароли придут, шифр, и глянем, что там и как. Есть ли что новое.

– Гек, вы же смотрели ее личное дело, – вспомнила Катя. – Про детей тогда говорили, про трех. А там ничего не было о самоубийстве мужа и убийстве им ребенка?

– Нет. Ничего. Послужной список. Квалификационный. Документы о высшем образовании. Диплом. Все, как обычно. И справка о семейном положении.

– Я сразу, как мы из «Сказки» вернулись, позвонил в Люберцы начальнику УВД. Он ничего не знает об убийстве маленького близнеца Кабановой. И когда это было – почти четверть века назад! А он там всего семь лет работает, из Озер переведен – Вилли Ригель развел руками. – И дела у них нет никакого в архиве. Он спрашивал у тех, кто дольше работал, те тоже не в курсе. И что самое интересное – он в совет ветеранов позвонил, но и там тоже никто ничего не помнит.

– Дело уголовное есть, – сказала Катя. – Аристарх мне сам сказал об этом. Правда, это касается лишь суицида мужа Кабановой.

– Есть и дело об убийстве, – тихо произнес Гектор, глядя в свой навороченный мобильник. – Мне вот ответ пришел на запрос. Вилли, я тоже запросил по своим каналам, как мы из «Сказки» вернулись. Уголовное дело в архиве Генпрокуратуры. И доступ к нему с личного письменного разрешения Генерального прокурора. Нам до него никогда не добраться. А ваши из Люберецкого УВД ничего об этом не знают потому, что их в те времена от расследования сразу отсекли, отстранили. Делом этим занималась Генеральная прокуратура, оно же касалось их сотрудника, причем не рядового следователя, а помощника районного прокурора.

– Против правил, нарушение инструкции – раз Кабанова их сотрудник, должны были расследовать не они, прокурорские, а вы – ФСБ, – возразил Вилли Ригель.

– Это когда дело коррупции касается или служебных полномочий. А здесь домашний случай. Посчитали, видно, что конторе тут делать нечего. И отдали все Генпрокуратуре. Кончилось-то ничем. Убийца, ее муж, повесился. Поэтому отдали прокурорским, а не конторе.