Татьяна Степанова - Последняя истина, последняя страсть [litres]

Па-де-де

В пять утра Катя послала прокурору Клавдии Порфирьевне Кабановой мейл о том, что Петя арестован по обвинению в убийстве брата и Аристарха Бояринова, в которых сознался. Она должна была это сделать. Сообщить ей сама. Известить мать, со слезами на глазах когда-то просившую отыскать убийцу ее любимого сына.

Ночью Катя не сомкнула глаз. Но упорно оставалась в номере отеля, не ездила в отдел полиции, в котором тоже в связи с раскрытием убийств никто не спал.

Чувства, что она испытывала в тот момент, было трудно описать. Но она и не хотела раскладывать сейчас все по полкам. Она постоянно видела перед собой лицо Пети Кабанова. И думала о том, какой бы стала его сестра-близнец Женя в свои двадцать восемь, если бы осталась тогда жива.

Утром из отеля она написала шефу Пресс-службы: дело об убийствах раскрыто и преступник пойман. Но она пока еще задержится в Староказарменске, потому что нужны подробности для репортажа. В отдел полиции она явилась лишь к полудню. Гектор, по словам дежурного Ухова, утром уехал в Москву – в свой 66-й отдел. Майора Вилли Ригеля осаждали адвокаты – сразу трое, спешно нанятые прокурором Кабановой для сына. Но майор ничем не мог их обрадовать – Катя слышала их разговор. Вилли потом сообщил ей, что Петя отказался от адвокатов матери. И не захотел, чтобы она представляла его интересы в процессе. Он сказал, что все вопросы, в том числе и по поводу защиты, будет решать только Ульяна. Однако пока он никаких адвокатов не хочет. А с государственным защитником по назначению даже разговаривать не станет.

– Он не только от адвокатов отказывается. Он в принципе отказывается от показаний по убийству Аристарха, – тихо сообщил Кате Вилли Ригель. – Написал мне в камере чистосердечное признание – всех убил я. Но по второму эпизоду никаких подробностей. А по первому все излагает очень четко и… нет никаких сомнений, что это он убил брата. Но все равно – вы понимаете, что это значит?

Во второй половине дня приехал следователь, всю опергруппу вызвали в Москву – сначала в ГУВД области на совещание, затем в прокуратуру.

Катя осталась одна.

Она села в машину и отправилась на мусорный полигон.

Туда, где все это и началось.

Оставила свою маленькую машину на стоянке и пешком побрела по свалке – вглубь, туда, где нашли тело Лесика Кабанова.

Закатное сентябрьское солнце освещало свалку, делая ее похожей на поля Аида, землю мертвых… Но Кате хотелось избежать громкого ненужного пафоса. И красивых сравнений.

Она и сама не могла себе точно сказать, что привело ее сегодня именно сюда. Где все и началось. Или закончилось?

Закат… а та ночь была лунной… перед дождем…

В небе над свалкой на фоне багрового солнца кружили стаи чаек. И было очень тихо среди всего этого мусора, мертвой ненужной шелухи. Ни мусоровозов, ни протестующих в палаточном лагере, ни бездомных, роющихся в смердящих кучах. Катя не замечала сейчас ни смрада, ни всей этой гнили, распада, тлена…

Па-де-де…

Она слышала это слово тогда. Его произнес бомж.

А вон и пианино на куче мусора. Его так никто и не сжег, облив бензином.

Катя медленно направилась к нему. Грязное… в потеках… однако не гнилое. Инструмент, видно, совсем недавно выбросили на свалку.

Старое пианино… Мы свое тоже выбросили. Никто из моих сыновей не хотел учиться музыке…

Так Кабанова сказала тогда здесь. Катя обеими руками открыла крышку. Под нее набились сор и грязь. Но клавиатура выглядела нормальной. Катя наклонилась и сыграла гамму – до, ре, ми, фа, соль…

Музыка над свалкой. Закатное солнце – красный, как кровь, шар, тонущий в мусоре…

Что-то не складывается опять.

Во всем этом деле что-то не складывается.

Самое главное. Сама суть.

Тот бомж, что увидел дьявола на свалке в ту ночь… Он обращался именно к Кабановой, говоря это.

А что он сказал еще? Пианино заиграло… Что-то вроде мрачного па-де-де…

Никто из моих сыновей не хотел учиться музыке…

Бомж действительно слышал, как заиграло в ту ночь это никому больше не нужное пианино. А дьявол…

Дьявол касался этих клавиш своими пальцами.

Но дьявол все время меняет обличье…

Он разный… когда серый… когда черный…

Черный, немыслимо дорогой, недавно приобретенный аникварный рояль «Беккер» на террасе дачи убийцы Меркадера.

Мелодия «Dearth car» – «Катафалк» Игги Попа, столь похожая на мрачное па-де-де…

Погребальная песнь…

Катя нажала черную клавишу – си бемоль. Затем ля бемоль.

Чайки резко кричали, кружили над головой, высматривая падаль.

Катя развернулась и пошла назад к стоянке, к своей машине.

Что-то не складывалось…

Но в этот миг ей показалось – она точно знает, где, в каком месте подвох в этом непредсказуемом деле.

Через четверть часа она звонила в домофон калитки дачи Меркадера в Малаховке.

Ульяна открыла ей сразу. Встретила ее в дверях, молча пропустила внутрь. Она была одна на пустой даче, вновь погружавшейся в сумерки. Во мрак.

– Он вас защищает, Ульяна, – объявила Катя прямо с порога. – Он переносит на вас свои эмоции, ту любовь, которую питал к сестре-близнецу все эти страшные годы. Он казнил себя с детства за то, что не смог тогда защитить, спасти сестру. А сейчас он спасает вас. Ценой… вы знаете, какую цену он собирается заплатить, чтобы вы…

– Я знаю. – Ульяна дошла до плетеного дивана и без сил опустилась на него. – Я так устала. Я не могу больше все это выносить. Я говорила ему десятки раз. Но он… он ничего не хочет слушать. Мой мальчик… мой отчаянный… мой бесценный бесстрашный мальчик… Он сказал мне – все будет так, потому что это мой долг, который я сам плачу… даже не сестре. А саму себе.

– Ульяна, это ведь не он убил брата.

Ульяна молчала. Смотрела в пол.

– Как вы догадались?

– Зачем вы играли на том пианино на свалке в ту ночь? Вас слышал свидетель. Бездомный. К чему такой жест? Безумный стеб над человеком, который все же был вашим мужем, был вам близок и дорог когда-то?

– Я его ненавидела, – прошептала Ульяна. – Люто! Вы сами кого-нибудь ненавидели?

– Возможно.

– Вы не уверены. А у вас есть брат или сестра?

– Нет.

– У меня тоже не было никого. Отца я вообще не знала. Матери я никогда не была нужна. Мужчины, с которыми я спала, содержали меня. Муж… я сначала думала, что мы с ним… Но я уже сказала вам – я пошла за Лесика только ради его денег. Поэтому не стану вам врать. Я и его не любила. А он… это нельзя назвать любовью. Это скотство, понимаете? Он с самого детства был скотом. Он таким родился. К сожалению, я поняла это слишком поздно – в тот самый вечер в ресторане. Но когда я вошла в их семью, где муж воспринимал меня как свою вещь, свою собственность, а свекровь меня не замечала в упор, появился он.