Валерий Пушной - Битые короли

Лев не думал в эту минуту о спасении Ксении, он думал о собственном спасении.

На мгновение остановился против двери в квартиру, поджидая охранников, а потом вместе с ними ударил плечом в дверное полотно. Дверь легко распахнулась, чего он никак не ждал. Едва удержавшись на ногах, кинулся внутрь, влетел в комнату. И наткнулся на ствол Кеши.

По лицу парня метнулось отвращение:

— Пожаловал за своей смертью!

— Подохни сам! — вскинул пистолет Ролежаев.

Ствол Кеши фыркнул негромко, выбрасывая пулю, а пистолет Льва ударил звуком своего выстрела по стенам квартиры.

Пуля из пистолета Кеши вошла в сердце Ролежаеву, а пуля Льва разорвала горло Кеше.

Два тела рухнули на пол. Тело Льва — беззвучно, тело Кеши — с хрипом и захлебом.

Охранники Ролежаева находились в дверях комнаты, когда раздались выстрелы. Бросились к нему, пытаясь помочь. Но он был мертв. Кеша — тоже. Охранники растерянно переглянулись и, не сговариваясь, отступили к входной двери.

Оперативники подъехали к дому следом за машиной Ролежаева. Сгруппировались и вошли в подъезд. Едва успели подняться до площадки второго этажа, как услыхали звук выстрела. На долю секунды замерли и сорвались с мест. В дверях квартиры столкнулись с людьми Ролежаева.

— Стоять! Полиция! Стволы на пол! — скомандовали им.

Те опешили — откуда полиция? Чего-чего, а напороться на полицию не ожидали. Попятились. Глаза бегали по лицам оперов. Казалось, еще миг, и пистолеты с двух сторон оживут, выбрасывая из себя смерть, но именно в этот миг прозвучал спокойный голос одного из оперативников:

— Не дурите, пацаны, второй выход отсюда — на кладбище.

Наступила короткая тишина, в которой было слышно напряженное дыхание людей. Затем охранники медленно опустили стволы на пол. Подняли руки и вышли на площадку.

Акламин нырнул в квартиру. Остановился над мертвыми телами Льва и Кеши. Опера столпились в дверях. Кто-то спросил:

— Мертвы?

Кто-то присел, проверил пульс, кивнул:

— Готовы. Друг друга грохнули.

Аристарх смотрел на трупы и думал, что конец Кеши закономерен, конец любого убийцы предопределен, но вот Ролежаев как будто был другого поля ягода, промышлял предпринимательством, возможно, не всегда легальным, между тем именно желание больше хапнуть привело его к такому же результату, как и Кешу.

Акламин вздохнул: столько раз ему приходилось встречаться с подобным — и кто знает, сколько раз еще придется встретиться. Он огляделся, не увидел Ксению:

— А где Речерская? Проверьте квартиру!

Опера бросились в другую комнату. Шкаф, смятая кровать, разбросанные по комнате вещи. Не сразу наткнулись на нее. Она, поджав ноги, сидела за шкафом в углу на полу, пристегнутая наручниками к трубе отопления. Лицо было перепуганным, затравленным.

К ней подскочили, расстегнули наручники, подняли с пола.

Ее руки и губы дрожали, она смотрела на лица оперов и ничего не говорила.

В эти секунды она думала только об одном: чтобы ее поведение и внешний вид были убедительными для оперов. Это была концовка ее финальной игры.

По разговорам, какие услышала из другой комнаты, поняла, что Кеша и Ролежаев мертвы. Именно этого она хотела, именно это и произошло. Финальная игра состоялась.

Оперативники посадили ее на стул, принесли стакан с водой. Она выпила и сделала вид, что стала постепенно приходить в себя. Из глаз потекли слезы.

Аристарх сел на другой стул, внимательно следил за нею, а она старательно отводила от него свои глаза. Он ни о чем не спрашивал, но она по его лицу видела, что он ждал ее объяснений.

И Речерская, вздрагивая и всхлипывая, стала рассказывать Аристарху, как неожиданно для нее в квартиру ворвался Кеша:

— Я не слышала, как он вошел. Не знаю, где взял ключ. Ключи были только у меня и у Льва. Но он налетел на меня и стал угрожать пистолетом. Я стала сопротивляться, бросала в него все, что попадалось под руки, из-за этого весь этот бедлам, — провела руками вокруг. — Но что я могла против оружия и мужской силы? Ничего. Он ударил меня и потребовал перевязать его. Я была вынуждена сделать это. Потом он посадил меня в этот угол и пристегнул наручниками к трубе. Отобрал телефон. Ушел в другую комнату, и я слышала, как он звонил Ролежаеву и требовал от того выкуп, угрожал убить обоих. А спустя минут пятнадцать-двадцать были выстрелы и крики. Остальное все вы уже знаете.

Акламин выслушал ее рассказ, какой, в общем-то, выглядел правдоподобно и пока не вызывал каких-либо сомнений в том, что все происходило именно так. После того как она замолчала, он перевел взгляд на оперативника:

— Вызывай криминалистов и прокуратуру.

Ксения тихо вздохнула — она выиграла финальную игру. Все опасности остались позади, и теперь можно будет вздохнуть полной грудью. Это радовало, однако другая мысль тут же пронзила ее мозг: она осталась одна, совсем одна, как старуха у разбитого корыта. Появилась пустота в душе. Глубокая, как пропасть.

Ксения не представляла, что будет дальше.

И только Акламин знал наверняка, что на этом его работа не закончена.

Корозов спокойно лежал на кровати с открытыми глазами. И торс, и ноги были в бинтах. Время от времени шевелил губами и пошевеливал пальцами одной руки. Рядом с ним на стуле сидела жена Ольга в белом халате. Что-то говорила ему, низко наклонившись. Он слушал не перебивая.

И в эту минуту в палату вошел Аристарх. На скрип двери женщина обернулась, в ее глазах Акламин заметил грусть и беспокойство. Мысли о том, что пришлось пережить Глебу и как тяжко ему будет даваться выздоровление, бередили ее душу. Она выпрямила спину и в ответ на приветствие Аристарха нерадостно улыбнулась. Он ободряюще качнул головой:

— Все будет хорошо, Оля! Врач сказал, что скоро Глеб пойдет на поправку.

И Корозову:

— Ну вот, Глеб, теперь твоя задача — быстрее выздороветь. Выполняй все предписания врачей, помни их, как молитву «Отче наш». Не расстраивай больше Ольгу. Вижу, когда она рядом с тобой, раны на твоем лице заживают просто на глазах.

Остановился посреди палаты. Конечно, он преувеличил, говоря о заживающем лице, потому что оно не изменилось, только синяки и ссадины обработаны и заклеены пластырем. Вместо глаз — щелки, но через эти щелки уже пробивался огонек.

Глеб чуть поморщился от боли, но взял себя в руки и негромко отозвался:

— Мы еще поживем, Аристарх. И повоюем.

Акламин покрутил головой, опустился на свободный стул возле Ольги и строго заметил:

— Мы не просто еще поживем, Глеб, мы вообще умирать не собираемся. А вот воевать прекращай. Оставь это профессионалам. Воронье отлавливать — наша работа.

— Ты поймал его? — спросил Глеб.

— Увы, — развел руками Аристарх. — Его поймала смерть прежде меня.