Сергей Жоголь - Имитатор

Еленин с запалом фыркнул:

— Нет у меня сейчас денег! Так что обойдёмся благодарностями и грамотой.

— А ты Корнилову орден справь, раз денег нет, — сказал Птицын. — Пиши представление — и в Москву: так, мол, и так, в считаные дни обезвредил особо опасных головорезов, проявил героизм, находчивость и всё такое. Орден ему за это, никак не меньше! Я тут носился за Пашкой как собака бешеная, высунув язык, а Корнилову всё на блюдечке поднесли…

— А вам завидно, — снова съязвил Стёпин.

— Конечно завидно. Может, тогда Корнилову диверсантов наших поручим? — Птицын вопросительно уставился на Еленина. — А что, Корнилов-то у нас теперь лучший — не я. Вы же сами говорили, что диверсантов нужно лучшим поручать. Дело-то ответственное.

— Кстати, и верно, — не унимался Стёпин. — Владимир Иваныч у нас и Кастета на этой неделе не поймал, и майора этого немецкого. Точно-точно, Корнилову их всех-тогда и результат будет!

Птицын с трудом удержался, чтобы не запустить в Стёпина стаканом.

— Довольно, — сказал Еленин строго. — Чего у тебя, Володя? А ты… — майор погрозил Стёпину кулаком, — если ещё что ему обидное скажешь, я тебя вот… папкой по башке огрею! Сам огрею, слышишь меня?

Еленин закрыл папку с документами и улыбнулся, косясь на Птицына.

— Разрешите идти, товарищ майор?

— Топай. — Еленин откинулся на спинку стула. — Так чего тебе, Володя?

— Знаешь, что я тут подумал? Шутки шутками, а вот если ты действительно решишься в Москву написать… ну, представление на Корнилова и прочих, — ты бы и про Янчина моего не забыл. Нагрудный знак там, или медальку, а?..

Еленин покачал головой.

— Подумаю, Володя. У тебя всё, а то мне в Москву докладывать сегодня? В том числе про диверсантов наших, будь они неладны!

Птицын встал и вышел из кабинета. На Стёпина он даже не посмотрел.

Когда он вышел на улицу, его там ждали. У росших вдоль дороги кустов стояла Люба.

Этой ещё чего неймётся?

Птицын подошёл к своей бывшей жене и сухо поздоровался.

— Как дела? — вместо «здрасьте» пропела Люба.

— Нормально. По твоим делам пока никаких новостей, но люди в этом направлении работают. Будет что известно про твоего Пашу- я позвоню.

Брови женщины приподнялись.

— Видишь ли, Володенька… А не нужно больше ничего узнавать.

— То есть как это не нужно? — удивился Птицын.

— А вот так не нужно. Ты же говорил, что у Паши шансов никаких, а если узнают, что мы с тобой за него хлопочем…

— Хлопочем? Мы с тобой?

— Короче, я решила больше не хлопотать по поводу Паши — вот и всё. Арестовали — так арестовали.

— Но он же твой муж.

— Я подала документы на развод, — выпалила Люба.

— Ах вон оно что! — Птицын хмыкнул. — Ну а с квартирой тогда как?

— Чёрт с ней, с квартирой этой! Не до неё. У меня сейчас другие планы.

— Это какие же, позвольте узнать?

— Это, конечно, не твоё дело, но… Андрей разводится с женой, так что… — Женщина пожала плечами.

— Андрей — это тот твой коммендатурский?

— Пока ещё не мой, но всё может быть. Одним словом, Паша мне больше не интересен. У меня новая жизнь, и твоя помощь мне больше не нужна. — Люба прижала сумочку к груди и огляделась. — Ну что, пока?

— Пока-пока. Обращайтесь, если что.

Люба повернулась и быстро зашагала вдоль припорошенных снегом кустов. Глядя вслед уходящей женщине, Птицын усмехнулся:

— Прямо гора с плеч — вторая уже за день. Вот радость-то какая!

— Посмотрите, девушка! Чистый шёлк! Посмотрите! Ну посмотрите же! Если хотите примерить, так мы это быстро организуем! — Симпатичный вихрастый парень с плутоватыми глазками попытался приложить платье к Сониным плечам.

Соня тут же отступила, боясь прикоснуться к платью. А ведь оно голубое — её любимый цвет. Парень подался вперёд, и Соня невольно прикоснулась к гладкой ткани. Гладкой, как отполированный гранит.

— А сколько стоит?

— Для вас… — Он назвал цену. Она была не так уж и высока. Шелка наверняка в последнее время брали

плохо. Соня покачала головой. — Берите, не пожалеете, а в этом наряде вы будете похожи на кинозвезду!

— Спасибо. Я подумаю. — Она поспешила уйти, потому что на лице парня тут же появилась недовольная гримаса. Зачем спрашивала — денег же всё равно нет!

Сказал же такое: «кинозвезду»! Соня представила себя в голубом шёлке и поношенных туфлях — единственных, которые у неё остались после переезда.

В позапрошлое воскресенье Игорь Левин приглашал её в театр. Игорь был старше Сони на пару лет, и все её одноклассницы прямо-таки сохли по нему. Соня не была поклонницей Игоря, которого считала заносчивым пустозвоном. Однако, когда Игорь пригласил на спектакль именно её, Соня решила, что пойдёт, — хотя бы для того, чтобы позлить своих подружек. Позже, придя домой, она так волновалась и спешила, что прожгла утюгом своё единственное приличное платье. Когда Игорь пришёл, Соня вышла на порог и сказала, что заболела. Если Игорь и был расстроен, то не подал виду. Сегодня Соня рассуждала, что, если бы у неё тогда было это платье, она непременно бы приняла приглашение Игоря. Но все свои сбережения она потратила на лекарства для матери, а просить денег у Птицына не стала.

Сегодня на рынке было не особенно людно. Тем не менее вокруг ходили люди, где-то вдали играла музыка. Мальчишки-беспризорники шастали там и тут. Соня плотно прижала к груди старенькую сумочку из искусственной кожи и двинулась вдоль рядов.

Почему она пришла сюда, она и сама не знала. Птицын запретил ей куда-либо отлучаться, кроме института и ближайшего магазина, но сидеть дома с матерью больше не было сил. К тому же он ей не отец. А её родной отец… Вот с ним-то ей сейчас никак нельзя было встречаться. Соня прошлась вдоль рядов, в которых продавали туфли, валенки и кирзовые сапоги. Пару раз она приглядела неплохие босоножки, но прицениваться, а уж тем более мерить их она не стала. Пренебрежительный взгляд того вихрастого, который предлагал ей платье и назвал её кинозвездой, всё ещё заставлял Соню плотно стискивать губы. Когда она дошла до забора, ей хотелось пройтись по другому ряду, но вдруг Соня резко повернулась и двинулась к выходу. «Хватит! Пора домой, а то вдруг этот явится, а мама дома одна!»

Какой-то парень задел её плечом. Соня тут же с силой прижала к груди сумку. Сумка была тяжёлой, но ни денег, ни кошелька в ней не было. То, что накануне она положила в сумку, одновременно и пугало девушку, и придавало ей уверенности.

Соня посмотрела на свои часики — наверное, мама ещё спит. Или нет…

Ноги сами понесли её вправо, и вскоре девушка вышла на театральную площадь. Она подошла к афише. Сегодня здесь давали Шекспира — «Сон в летнюю ночь». Соня едва не разрыдалась. Она простояла у афиши минут пять, и тут её кто-то окликнул. Девушка повернулась. Неподалёку стоял довольно пожилой мужчина в пенсне. В руке он держал самшитовую трость.