Сергей Жоголь - Имитатор

Зависшая после этого тишина была недолгой.

— Какие будут предложения, товарищи? — спустя какое-то время заговорил Еленин.

— Чушь, полная чушь, они что, с ума сошли? — недоумевал Птицын. — Неужели наш немец так глуп? Может, твой родственничек, нагородив дел, так перепугался, что когда ты ему фотокарточку показал, он от страха был готов хоть чёрта опознать?

Птицын посмотрел на Фирсова. Тот морщил лоб — явно о чём-то напряжённо думал.

Васин поднялся:

— Знаете что, Владимир Иванович? Если уж у вас в последнее время всё не заладилось, так нечего над другими издеваться! А что? Кастета вы накануне упустили. Ловили его столько, а вон наш Корнилов в считаные дни с бандой разобрался…

Птицын сжал кулаки: «Ещё один! Ах ты ж, Моська! Что, на слона решил потявкать? Навязали его на мою голову, своячок ему про нападение на склады напел — так этот хлыщ не ко мне, а сразу к Еленину побежал!»

Птицын поднялся, Все присутствующие напряглись, но тут Еленин хлопнул ладонью по столу:

— Как же мне вы все надоели со своей грызнёй! Цапаться запрещаю! Поняли меня? — Птицын медленно сел. — Что будем предпринимать? В любом случае информация очень серьёзная. Какие будут предложения? Вы-то что считаете, Кирилл Петрович?

Фирсов покачал головой и подвёл итог:

— Капитан Птицын прав. Всё это действительно очень странно. Слабо верится в то, что сам Краузе так глупо засветился. Но, возможно, есть и объяснение. Возможно, у наших диверсантов горят сроки, поэтому они вынуждены провести ликвидацию Старца в ближайшие дни. Для этого им понадобилась взрывчатка.

— Так что, будем планировать задержание? — заёрзал Трефилов. — Наладим взаимодействие с командованием части…

— Нет, рисковать больше мы не будем, — сказал как отрезал Фирсов. — Мы уже однажды прокололись, и Краузе обвёл нас вокруг пальца. Мы передаём эту информацию госбезопасности и пока умываем руки.

После такого экстренного совещания Фирсов отправился звонить в НКВД, прихватив с собой Васина, который являлся первоисточником полученной информации. Всем остальным Еленин велел оставаться на своих рабочих местах до особого распоряжения. Сам заперся в кабинете и велел Стёпину никого не пускать к нему. Птицын, узнав, что его лишили даже возможности участвовать в задержании, не находил себе места. Он отправил Трефилова за водкой, а Корниенко велел идти к нему в отдел. Спустя полчаса в кабинет постучали.

— Ну кто там ещё?! — рявкнул Птицын.

В кабинет зашёл Фирсов и, не дожидаясь приглашения, уселся на ближайший стул.

— Нервничаете? — спросил москвич.

— Ещё бы! Мне теперь уже даже в задержании преступников не дают принимать участия! Дожили!

— Не преступника, а, возможно, целой диверсионной группы, в состав которой входят лучшие бойцы элитного немецкого спецподразделения. Не убивайтесь так!

— Вам легко говорить — вы-то туда поедете.

— Разумеется, куда ж без меня! Кстати, давно хотелось поговорить с вами по душам, но как-то не было возможности. Я вижу, вы не совсем довольны случившимся.

— Недоволен — это ещё слабо сказано, — зарычал Птицын. — Я просто в ярости!

— Может, хватит уже изображать из себя обиженного?

— Вы в своём уме?

— Я-то в своём, а вот вы, видимо, немного притомились. Однако ничего такого не подумайте: я искренне хочу вам помочь. Понимаю: в вас что-то надломилось, поэтому вы так резко на всё реагируете.

— Я… резко реагирую? — Птицын принялся постукивать пальцами по столу.

— Совершенно верно. Я понимаю, что вы посвятили себя борьбе с преступным миром, вы совершенно искренне считаете, что это ваше призвание…

— Я опер. Не какое-нибудь приползшее в органы позвоночное существо…

— Не понимаю?

— Значит, устроившееся сюда по звонку. Я не маменькин сынок, который решил тут отсидеться, чтобы не загреметь на фронт, — я опер. Я начальник уголовного розыска. Вы это понимаете? Столько лет уже бьюсь с такими, как Паша Кастет, а тут вы…

— И после моего приезда вы сломались? — сказал Фирсов так беззаботно, что Птицын даже растерялся.

— При чём здесь ваш приезд? Хотя…

Что-то в этом лысом толстячке теперь его волновало, но это был уже не гнев. Птицын вдруг понял, что восхищается этим человеком, завидует его выдержке и спокойствию.

— Наверное, вы правы, только я сломался не после вашего приезда, а гораздо раньше. Наверное, я сломался после гибели Жени.

— Янчина, вашего друга?

— Нельзя сказать, что он был мне другом…

— Я думаю, что у вас вообще нет друзей.

Глаза Птицына сверкнули, но вспыхнувшая в них ярость тут же как будто угасла.

— Пожалуй, вы правы.

— Вот поэтому вы можете всё рассказать мне. Чужому человеку с не затуманенным местными оказиями и перипетиями взглядом. Расскажите — и вам станет легче.

— Я считал своим долгом взять Пашу и прекратить существование его банды, поэтому мы и решили внедрить к ним Женьку. Вы спросите, было ли это опасно? Не то слово как опасно! Но Женька рвался в бой, а я его не остановил. Я был одержим этой бандой, поэтому не подумал о последствиях. Однако, когда Жени не стало, я пообещал его жене, что отомщу. Не потому пообещал, что Женька был сыном моей учительницы, которую я с детских лет считал второй матерью, нет… Я — матёрый опер и просто должен был доказать это всем, включая вдову погибшего товарища.

Фирсов покивал:

— Бедная женщина! У них ведь остался ребёнок?

— Ванечка. Он считает, что его папку забрали на фронт. Пистолет мне показывал… деревянный.

— Война у многих детей отняла отцов.

— У Женькиного пацана отца отняла не война. — Птицын махнул рукой. — Да что я вам рассказываю! Короче, прокололись мы с Женькой, а потом из-за моего нетерпеливого сотрудника я прокололся снова.

— Вы имеете в виду Антона Трефилова?

— Его — кого же ещё? Ему, видите ли, показалось, что в соседнем доме совершается преступление, — и он запорол всё нам дело, а ещё тот долбаный любитель кошек Пичужкин!

— Я видел на столе у вашего начальника жалобу. Некий гражданин Пичужкин пишет, что вы хотели его убить, и просит принять меры.

Птицын сжал кулаки и зло хохотнул:

— Я чуть не придушил эту тварь, но почему? Он ведь знал, гад, что в квартире соседки происходит обычный пьяный дебош, но сказал это слишком поздно. Уже после того, как Антон засветился и Паша Кастет дал дёру. Заметьте: едва не пристрелив Трефилова. Я думаю, моё агрессивное поведение в отношении этого урода весьма оправданно.

— Ну, вам виднее.

Птицын продолжил:

— И тут появляетесь вы. Не самое страшное, что меня привлекли к поиску ваших диверсантов, — нет. Самое ужасное — что дело по кастетовской банде передали в другой отдел.

— Не хотели, чтобы в случае поимки Кастета вся слава досталась другому?