Сергей Жоголь - Имитатор

Птицын открыл глаза и увидел стоявшего перед ним на одном колене третьего диверсанта — того самого, с петлицами младшего сержанта. Он был русоволос, на вид примерно лет тридцать пять. Он держал в руках папку с документами и казался совершенно спокойным. Птицын повернул голову и увидел в метре от себя тело «капитана».

— Кто вы, и зачем убили своего? — спросил Птицын.

Русоволосый достал из кармана носовой платок и протянул его Птицыну.

— Вот, прижмите рану посильней. Вы потеряли много крови.

— Вы не ответили на мой вопрос, — сказал Птицын, зажимая рану.

— Меня зовут Алекс Леманн. Я рядовой полка специального назначения «Брандендург-800». Я входил в состав диверсионной группы, заброшенной сюда для совершения особой важности. — Мужчина поднялся и открыл папку, которую всё это время не выпускал из рук.

— Я понял, что вы один из этих. Вы не ответили, зачем убили своего. Если теперь, когда ваш Имитатор отдал концы и все ваши мертвы, вы надеетесь с моей помощью выторговать себе лучшие условия для сдачи, то шансов на это у вас немного.

Мужчина рассмеялся и указал на тело убитого Птицыным Скрюченного.

— Вы и в самом деле считали этого русского Имитатором? Его имя — Дмитрий Вячеславович Бабенко. Он долгое время работал техником по настройке радиооборудования на Мосрадио. Попал в плен ещё в начале войны и был завербован майором Краузе. Его привлекли к этой операции потому, что он был хорошим специалистом. Кстати, он сделал всё, что от него требовалось, прежде чем вы его убили.

Птицын сжал кулаки и попытался сесть. Его собеседник продолжал листать лежащие в его папке документы.

— Но кто же тогда Имитатор? — спросил Птицын, уже боясь услышать правдивый ответ. Собеседник перевёл на него взгляд и улыбнулся.

— Видите ли, моё настоящее имя не Алекс. Меня зовут Алексей. Алексей Леманский. После революции мы с семьёй были вынуждены уехать в Новочеркасск. Мы — это мои родители, я и моя сестра Елизавета. Мой отец был дворянином и воевал в армии Деникина. Только прошу вас не распространяться об этом, если мы выберемся отсюда живыми. Отец был ранен, долго лечился, а в двадцать втором мы покинули Россию. Сначала мы выехали в Румынию, потом в Польшу, и лишь потом оказались в Германии. Мне было тогда пятнадцать, а Лизе — только пять. Мои родители не смогли прижиться на новом месте. Но прежде, чем они умерли, они взяли с меня и с сестры клятву, что мы сделаем всё, чтобы вернуться в Россию. — Мужчина замолчал и снова начал перелистывать листки. — Вот она — сегодняшняя утренняя сводка.

— Почему вы замолчали? Вы так и не сказали, кто Имитатор.

Леманский улыбнулся:

— Как-то раз, ещё в детстве, когда отца не было дома, а Лиза не хотела есть манную кашу, наша няня Варвара просила меня как-нибудь повлиять на сестру. Я выждал время, вышел в соседнюю комнату и строгим голосом, подражая отцу, громко сказал: «Лизонька, если ты не будешь слушаться Варвару, то так и вырастешь тощей цаплей. Никто не возьмёт тебя замуж, и ты умрёшь старой девой, как твоя тётка Анастасия». Варвара и Лиза тут же бросились на голос, решив, что отец вернулся домой раньше срока. Потом мне ещё часто приходилось копировать чьи-то голоса. Все говорили, что у меня к этому талант. Когда меня призвали в немецкую армию, а через некоторое время, когда Германия напала на вашу страну, я сам попросился добровольцем в «Бранденбург». Я знал, что их часто забрасывают на территорию противника; ещё тогда сказал себе, что вернусь в Россию, но вернусь не просто так. Мне хотелось сделать что-то для своей родины, и у меня появился шанс. Как-то раз я спародировал голос обер-лейтенанта Ритца — нашего командира батальона, — и случайно оказавшийся рядом Краузе услышал это. Он взял меня на заметку, а через пару месяцев вызвал к себе и предложил поучаствовать в секретной операции. Так я и стал Имитатором.

Птицын приподнял с груди платок — кровь уже не так сочилась. Он спросил:

— Что же вы собираетесь делать теперь?

— Можете не волноваться. Я не стану читать в эфир текст о захвате Москвы германскими войсками, о самоубийстве Сталина и о предстоящей капитуляции СССР. Смотрите, вот текст того сообщения, который вручил мне сам полковник Зейлер. — Леманский достал из кармана сложенную вчетверо бумагу, зажигалку и сжёг листок. После этого он подошёл к столу, вынул из кармана очки и положил перед собой уже другой, отложенный им накануне лист бумаги. — Там, наверху, как раз всё стихло. — Леманский ещё раз посмотрел на часы. — Пора. Постарайтесь не хрипеть и не стонать слишком громко, не то ваши стоны и хрипы услышит вся страна.

Он прокашлялся и включил микрофон.

Двенадцатого декабря сорок первого года в девять часов утра по московскому времени тысячи людей собрались у радиоприёмников. Многие толпились на улице возле репродукторов, невзирая на ветер и мороз. На улице шёл снег, мужчины поднимали воротники, женщины кутали платками лица, но никто не спешил домой. Все слушали, как из репродукторов доносится знакомый каждому жителю Советского Союза голос Левитана. Диктор говорил уверенно и громко. Слова его походили на гул разрастающейся бури. Слушая эти слова, люди начинали улыбаться, многие плакали навзрыд.

«Внимание! Внимание, говорит Москва!..

В последний час!

Провал немецкого плана окружения и взятия Москвы.

Поражение немецких войск на подступах Москвы.

С 16 ноября 1941 года германские войска, развернув против Западного фронта 13 танковых, 33 пехотных и 5 мотопехотных дивизий, начали второе генеральное наступление на Москву.

Противник имел целью, путём охвата и одновременного глубокого обхода флангов, выйти нам в тыл и окружить и занять Москву. Он имел задачу занять Тулу, Каширу, Рязань и Коломну на юге, далее, занять Клин, Солнечногорск, Рогачов, Яхрово, Дмитров на севере и потом ударить на Москву с трёх сторон и занять её. До 6 декабря наши войска вели ожесточённые оборонительные бои, сдерживая наступление ударных фланговых группировок противника и отражая его вспомогательные удары на Истринском, Звенигородском и Наро-Фоминском направлениях.

6 декабря 1941 года войска нашего Западного фронта, измотав противника в предшествующих боях, перешли в контрнаступление против его ударных фланговых группировок. В результате начатого наступления обе эти группировки разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение и неся огромные потери. В итоге, за время с 16 ноября по 10 декабря 1941 года захвачено и уничтожено без учёта действий авиации: танков — 1434, автомашин — 5416, орудий — 675, миномётов — 339, пулемётов-870. Потери немцев только по указанным выше армиям за это время составляют свыше 85-и тысячубитыми.

Германское информационное бюро писало в начале декабря, что германское командование будет рассматривать Москву как свою основную цель даже в том случае, если Сталин попытается перенести центр тяжести военных операций в другое место. Германские круги заявляют, что германское наступление на столицу большевиков продвинулось так далеко, что уже можно рассмотреть внутреннюю часть города Москвы через хороший бинокль. Теперь уже несомненно, что этот хвастливый план окружения и взятия Москвы провалился с треском, немцы здесь явным образом потерпели поражение…»