Марина Серова - Нокаут по наследству

— Отец мой любил вспоминать, как они в Дрезден с дядей Борей мотались. Сели не на тот поезд, заехали в какие-то германские земли, где нога человека ступает только по праздникам. Представьте себе: середина восьмидесятых годов прошлого века, двое русских, ночь, вокруг лес, ни одного огня, а следующий поезд, который должен отвезти их обратно в Берлин, будет только утром. Смотрят — идет по пустому перрону какой-то мужик с фонарем в руке. Они подобрались, ведь можно ожидать все, что угодно. Это был станционный смотритель. Увидел их, вник в ситуацию и пригласил к себе в каморку. Всю ночь троица угощалась хозяйским шнапсом и капустой с сосисками. Папаша мой научил его петь «Ой, мороз, мороз». Борис Семенович подарил свои перчатки. На память! А еще дядя Боря выяснил, что во время Великой Отечественной этот смотритель был ранен на Волге. И вот на этом моменте я всегда просил отца прервать свой рассказ, хотя и знал, что последует дальше. А вы угадаете? Думаете, они стали выяснять отношения?

Клара Николаевна молчала. Я тоже ждала продолжения.

— Не стали они. Помянули всех, кто остался на поле боя, и принялись дальше квасить. В общем, к утру на столе не осталось ни шнапса, ни капусты. Но немец сообразил на завтрак горячий крепкий кофе и яичницу с фасолью. Вот такие отношения я называю мерилом уважения, человечности и понимания. Несмотря ни на что.

Я думала, он закончил. Нас ждала работа. Но не тут-то было. Кузнецов еще не все сказал.

— А утром в наше посольство явились два сотрудника, которые очень старательно прятались от людей — услышь кто-то от них запах перегара, то все, ауфвидерзейн, дорогие. Но вид при этом они сохранили весьма товарный, родину не посрамили, — подмигнул Кларе Николаевне Кузнецов. — На глаза никому из «старших» не попались. Повезло. В тот день консул наш отъехал по делам. Отец и дядя Боря, кстати, в разные периоды своей жизни неоднократно путались в маршрутах. То не в тот аэропорт кто-то из них приедет, то машина повезет в другую сторону. Прямо вот фишка у них была. Я слушал и думал: весело жили…

Все это время я и Клара Николаевна ходили за Андреем, словно пришитые. Он выразил желание осмотреть квартиру Бориса Игнатьевича без моей помощи. Так, считал он, у нас будет больше шансов найти что-то, что Игнатьеву не принадлежит.

— Просто если работают двое, то притупляется внимание, — объяснил он.

— А соседку мы, наверное, клонируем? — спросила я. — Одна Клара Николаевна будет ходить за тобой, а другая мне поможет.

— Отставить разговорчики. Исполнять! — давясь от смеха, скомандовал Кузнецов.

Мы ходили по комнатам, и я все больше понимала, что Борис Семенович был человеком очень интересным. К примеру, много путешествовал. У него была яркая жизнь. Но если зайти с другой стороны, то на передний план выступало одиночество. Он не общался с родной сестрой, его личная жизнь была неустроена. Попытка создать семью провалилась. Отношения с пасынком не сложились. Его единственной отдушиной была племянница, да и то давным-давно. О Кларе Николаевне я бы не стала говорить как о близком ему человеке. Их отношения не тянули на этот статус. Она являлась доброй соседкой, помощником в работе, хорошей знакомой, но близости между ними, кажется, так и не возникло. Скорее всего, Борис Семенович просто не имел под боком никого, кроме нее. И был вынужден поручить ей заботу о собственном доме.

Похоже, что в лице Марины он в конце жизни и нашел ту, которой подарил всю свою нерастраченную нежность. Но все это пока что было только на уровне домыслов.

От этих мыслей мне вдруг стало стыдно. С чего вдруг я решила, что все так и есть? Уложила молодую девушку в койку к старику. Но отодвинуть свои размышления на задний план не получилось. Неспроста они появились в моей голове.

Андрей в это время рылся в вещах покойного, но делал это очень бережно. Видно было, что чтил память усопшего. Присутствие Клары Николаевны тоже способствовало проявлению аккуратности. Дверцы шкафов Кузнецов открывал медленно, словно проверяя, не останутся ли они у него в руках. Не залезал в ящики комода по пояс, расшвыривая по сторонам чужие шмотки. И каждый раз, прежде чем начать, просил подойти Клару Николаевну, которая внимательно следила за каждым его движением.

— Посмотрите, пожалуйста. Не замечаете ли здесь чего-то необычного? Все ли вам знакомо? Все ли лежит на своих местах?

— Да откуда же мне знать, я же тут не жила! — каждый раз восклицала обескураженная Клара Николаевна.

— Думаю, если что-то будет не так, то вы это непременно заметите, — отвечал Андрей.

В общем, ему удалось показать ей, что она тут хозяйка, несмотря ни на что. И что без нее нам впору сдавать в макулатуру свои лицензии на право заниматься частным сыском.

Наконец Андрей обнаружил то, что искал. Позвал соседку, чтобы она оценила его находки.

— Надо же, — произнесла она. — Он, оказывается, что-то хранил. Бедный Боря…

Андрей, бросив на меня многозначительный взгляд, вышел на кухню, оставив меня наедине с Кларой Николаевной. Она молча рассматривала то, что он нашел. Длинная коричневая юбка из замши. Такие всегда смотрятся дорого и стоят недешево. Темно-красная губная помада, которой изрядно попользовались. Тонкий шелковый халатик голубого цвета — невесомое облачко. В таких никогда не бывает жарко, ткань приятно холодит кожу. Итонский вязаный фиолетовый шарфик.

Андрей вернулся с кухни, мельком взглянул на меня и присел на подоконник.

— Что скажете, Клара Николаевна?

Она взяла в руки халат и, качая головой, провела пальцем по ткани.

— Этот халатик принадлежит Ларисе. И юбка тоже ее. Точно помню, что такая у нее была. Не спутаешь, вещь стильная, дорогая… А вот шарф и помаду впервые вижу. Цвет у помады уж слишком вызывающий, Лариса никогда таким не пользовалась. И никаких шарфов не носила, даже зимой. Терпеть их не могла. Говорила, что душат они ее.

— Значит, какие-то вещи принадлежат Ларисе, а какие-то вы видите впервые? — уточнила я.

— Да, — кивнула Клара Николаевна. — Она, видно, не все с собой забрала. Тащить-то тяжело. Или ей не нужны были эти вещи.

— И кому принадлежат помада и шарф, вы не знаете?

— Я не жила с ними, — внезапно обиделась соседка. — Не проводила у них все дни напролет. И если у вас сложилось впечатление, что после ухода Ларисы я только и делала, что сидела под дверью своей квартиры и подслушивала, то разочарую: я ни за кем не следила. Не знаю, что и откуда у него тут взялось. Он хорошо зарабатывал и долгое время жил один. Мог и закрутить с кем-то. Он не докладывал. Ученики к нему ходили табунами. Такие бабы из лифта выплывали, что сразу же возникал вопрос: неужели в таком количестве силикона может зародиться жизнь?