Александр Руж - Волчий камень [litres]

Когда он ушел, Максимов уцепил двумя пальцами лежавшую на подносе булочку и, набивая рот сдобным мякишем, проговорил:

– Вот видишь, полиция справилась и без нас. Зачем теперь куда-то ехать? Банда мадемуазель Бланшар, оставшись без оружия, никому не страшна. Не сегодня завтра их переловят, и все кончится само собой.

– Сомневаюсь, – отозвалась Анита, ступая босыми ногами по жесткому гостиничному ковру. – Деньги в руках у мадемуазель Бланшар представляют не меньшую опасность, чем оружие. С ее вулканической энергией она через день-другой с легкостью превратит их в те же винтовки и револьверы. Прости за банальность, но эта милая барышня представляется мне кем-то вроде затаившейся кобры.

– У которой ты хочешь вырвать ядовитые зубы?

– Главным укротителем согласился выступить господин Самарский. Неужели мы откажемся помочь ему в этом благородном предприятии?

Владимир Сергеевич зашел точно в назначенный срок. Увидев его на пороге, Анита не удержалась от восхищенного возгласа. Перед ней стоял типичный бюргер, представитель не самого высокого германского класса, с потухшими глазами и постной физиономией. На нем были клетчатые, в обтяжку, штаны и кургузое пальтецо, а на голову был нахлобучен слегка помятый, но с немецкой тщательностью начищенный цилиндр.

– Вы просто фокусник!

– В каком смысле?

– Вы похожи на уличного факира. Вам бы еще шарманку в руки и обезьянку на плечо.

– Мне подумалось, что в таком виде я буду привлекать к себе меньше внимания, – сказал Самарский, сняв цилиндр и повертев его в руках. – Советую и вам надеть что-нибудь попроще. Мы ведь не на бал едем, а в лес.

Анита надела свой охотничий костюм – неброский и чрезвычайно практичный. Максимов надел поношенную куртку, которую он всюду возил с собой со времен Кавказа, утверждая, что с ней связаны славные воспоминания давно ушедшей юности.

У гостиницы стоял крытый экипаж с кожаным верхом. Породистый вороной конь в нетерпении разгребал копытом снег. На козлах сидел широкоплечий возница в таком же, как у Самарского, цилиндре.

– Это Томас, – представил его Владимир Сергеевич. – Он из наших .

Томас, не слезая с козел, молча поклонился.

В тесный экипаж поместились не без труда. Под ногами Анита обнаружила какой-то ящик – он острым углом упирался ей в лодыжку.

– Оружие, – коротко пояснил Самарский. – Вы что-нибудь взяли с собой?

– У меня пистолет, – ответил Максимов.

– Отлично. Думаю, этого хватит. Обойдемся без бомб и артиллерии.

– Меня, признаться, тревожит малочисленность нашего отряда…

– В этом наше преимущество. Поскольку нас мало, мы сможем действовать быстро и незаметно. Поверьте моему предчувствию: в сегодняшней операции решающую роль сыграет не сила, а ловкость.

По дороге Самарский инструктировал своих спутников на случай возможных препятствий:

– На выезде из города нам могут попасться армейские посты. Накануне оглашения королевских указов правительство решило усилить бдительность. Если нас остановят, вы – иностранцы, любители загородных поездок, совершаете утренний моцион. А я, так и быть, сойду за местного жителя, нанявшегося к вам в проводники. Только держитесь уверенно, побольше надменности, немцы это ценят.

Предостережения оказались напрасными: ни в городе, ни на выезде их никто не остановил. Оставив позади столичные кварталы, экипаж набрал скорость и резво покатил по дороге, ведущей вдоль берега Шпрее. Максимов отметил, что дорога, покинув город, не перестала быть ровной – колеса катились по ней так же легко, как и по мостовым.

– Мы же не в России, Алекс, – вздохнула Анита.

Около получаса затем ехали в полном молчании – атмосфера в карете ввиду предстоящих событий была напряженной. Местность, видневшаяся за окнами, становилась все глуше и безлюднее: застроенные небольшими домишками сельского вида городские окраины сменились сначала голыми, присыпанными снегом полями, а потом черным безлиственным редколесьем. Кучер по имени Томас имел о маршруте вполне ясное представление – ни о чем не спрашивая Самарского, он ни мгновения не задерживался на встречавшихся по пути развилках и уверенно вел упряжку в нужном направлении. Выбираемые им дороги становились одна другой хуже, и в конце концов Анита, беспокойно глядевшая по сторонам, перестала замечать разницу между Германией и Россией.

– Лес как у нас под Торопцем! – ностальгически вздохнул Максимов. – Только деревья там повыше…

– Между прочим, – обратилась Анита к Владимиру Сергеевичу, чувствуя, что не в состоянии больше молчать, – Либих рассказывал мне о родителях мадемуазель Бланшар, говорил, будто мать ее умерла в русской тюрьме, а отец лишился рассудка. Это так?

Самарский хмыкнул и сдвинул свой цилиндр на затылок.

– Еще одна сентиментальная новелла госпожи де Пьер. Доля правды в этой басне есть – ее матерью в самом деле была дочь русского генерала Петра Ашихмина, которую тот еще во времена суворовских походов прижил с какой-то французской танцовщицей. В остальном же – совершеннейший вымысел. Ее отец, малоизвестный театральный комик Поль Бланшар, слыл большим любителем дешевых коньяков и однажды, находясь в изрядном подпитии, упал с моста в Сену и утонул. Дело было лет семь тому назад. Что касается ее матери, то она по сей день нищенствует где-то в Руане. Судьба родителей никогда не волновала мадемуазель Бланшар, она избегала общения с ними, стыдилась своего отнюдь не романтического прошлого, вот и придумывала разные красивые истории наподобие той, которую вы услышали от Либиха.

– Интересно, Либих сам в это верил?

– Думаю, рассказ о несчастных жертвах полицейских сатрапов был приготовлен специально для вас. Для Либиха мадемуазель состряпала что-нибудь позанятнее. С литераторами, Анна Сергеевна, надо держать ухо востро.

Экипаж замедлил ход. Под колесами чавкала смешанная с талой водой грязь. Петляющая меж деревьев дорога уводила путников все дальше в лес.

– Вот вам прелести прусской зимы, – проговорил Самарский ворчливо. – Вчера были сугробы, сегодня слякоть.

– Вы предпочли бы российские морозы? – спросила Анита.

– Представьте себе, сударыня. Особенно если учесть, что в России я бываю до обидного редко. Вы удивлены? – усмехнулся он. – Агентов Третьего Отделения тоже иной раз обуревает тоска по родине. По-моему, в этом нет ничего сверхъестественного.

Экипаж проехал еще немного по сжавшейся до ширины тропы лесной дороге и остановился. Владимир Сергеевич распахнул дверцу.

– Все, господа. Дальше придется идти пешком. Во-первых, нам здесь просто не проехать, а во-вторых, так надежнее. Для нас самое важное – не обнаружить себя до того, как настанет момент решающих действий.