Александр Руж - Волчий камень [litres]

– Зачем? – выразил удивление сидевший напротив Ранке.

– Затем, что подручные мадемуазель Бланшар погорячились, взяв Алекса в плен. У нее к тому моменту уже родилась идея относительно того, как обвести вокруг пальца берлинскую полицию. Я имею в виду выдумку насчет заговора против российского императора. Мне, как вы помните, отводилась в этой истории определенная роль, а пленение и тем более убийство Алекса могло спутать все карты.

– Каким образом Хаффман перевоплотился в извозчика и почему он оказался со своей колымагой под нашими окнами? – спросил Максимов.

– Он же профессионал и не мог приступить к выполнению столь важного задания без предварительной подготовки. Перед тем как появиться в Берлине в образе боксера, он решил провести разведку. Он, безусловно, имел отношение к убийству Вельгунова. Когда мадемуазель Бланшар нанесла мне первый визит, он на всякий случай страховал ее, наблюдая за нашими окнами с противоположной стороны улицы. Кто обратит внимание на извозчика? – их тут много… Представь его удивление, когда из дома выбежал ты и приказал ему ехать следом за мадемуазель.

– Он мог бы попросту убить меня…

– И не узнал бы, кто ты таков и что тебе нужно. Нет… он действовал, как и подобает профессионалу : доставил тебя до места, убедился. что ты действительно шпион, а потом сигнализировал сообщникам. Когда тебя заперли в подвале, в доме состоялся совет. Мадемуазель Бланшар привыкла играть по-крупному, действовать смело, поэтому настояла на том, чтобы тебя освободили. Естественнее всего было разыграть побег, и Гюнтер-Хаффман великолепно исполнил свою роль. Тем самым он заодно завоевал твое полное доверие. Правда, пришлось пожертвовать Шмидтом и его домочадцами, но разве мадемуазель переживала из-за таких пустяков? Понимая, что на следующий день ты вернешься в этот дом и, чего доброго, приведешь с собой полицию, она распорядилась дом сжечь, а пивовара и его помощников, которые вместо пива изготавливали пироксилин, отправить на тот свет. В них уже не было надобности – запасов пироксилина хватило бы на целую подпольную армию.

Ранке посмотрел на спасителя Германии Максимова с крайним неодобрением.

– Вы должны были в тот же вечер обратиться в полицию! Мы бы накрыли всю шайку сразу и избежали бы многих неприятностей.

– Откуда я знал, что все так серьезно? – вспыхнул Максимов, и подлокотник под ним обиженно скрипнул. – Вы тоже хороши: у вас под носом изготавливали бомбы, а вы и ухом не вели!

– Спокойно! – вмешалась Анита. – Грехи числятся за каждым из нас. За мной тоже. В смерти Пабло и Володина есть доля моей вины – в обоих случаях меня подвели медлительность и недогадливость. Но каков Гюнтер! Сослался на сломанную рессору, а сам успел съездить в Аллею тополей и прикончить старика…

– Вам ли жаловаться на недогадливость! – пробормотал Ранке.

– Не будем об этом. Лучше скажите: что обнаружили в шкатулке, которая нашлась в раздевалке гимнастического зала?

– Вы оказались правы. В шкатулке пироксилин. Надо полагать, он из той партии, что была изготовлена Шмидтом. Кроме того, как вы и предполагали, в шкатулке обнаружилась машинка с часовой пружиной. Она начинала работать после того, как выдергивали кольцо. Через пять минут воспламенялся капсюль и…

– Понятно, – кивнула Анита, не выразив ни удивления, ни удовлетворения по поводу того, что ее версия оказалась правильной. – Хаффмана уже допрашивали?

– Его допросили сразу же, как только он очухался. – Тут Ранке вновь удостоил Максимова уважительным взглядом. – Он пролежал без сознания не меньше четверти часа. Я опасался, не повредились ли у него мозги после вашего богатырского удара. Но голова у него крепкая.

– И что же он сказал, когда пришел в себя?

– Ничего дельного. Сперва стал возмущаться: мол, его, гражданина Британии, ни за что ни про что избили, а потом упрятали в камеру. Когда я предъявил ему шкатулку с пироксилином, он заявил, что видит ее впервые в жизни. Сказал, что это проделки Сазерленда, и он не желает за них отвечать.

– Кто такой Сазерленд?

– Его распорядитель, которого мои люди ухлопали в зале. Вся беда в том, что Сазерленд мертв, и с него не спросишь. Свалить вину на покойника очень удобно.

– Вы, конечно, не поверили Хаффману?

– Конечно, не поверил. Но у меня нет доказательств его причастности к готовившемуся террористическому акту. Сазерленд вполне мог вступить в заговор с революционерами самостоятельно, не ставя в известность своего подопечного. Крыть нечем, господа.

– А вы не хотели меня слушать, – горько промолвила Анита. – Утверждали, что поимка Хаффмана поставит в расследовании точку. И что же? Хаффман пойман, а вы вместо того, чтобы отрапортовать своему руководству о триумфе, очутились в тупике.

– Я не предвидел такого поворота, – вынужден был признать Ранке. – Хаффман казался мне ключевой фигурой. Возможно, что так оно и есть, но как мне припереть его к стенке? Он защищается очень искусно – как на ринге.

– Позвольте, – снова вступил в разговор Максимов, – как это: нечем крыть? Если он чист перед законом, зачем он сломя голову бежал от полиции, когда она появилась в зале? Зачем выдавал себя за извозчика, нацепил бороду и парик? Наконец, он хотел застрелить Анну – мы все видели, как он направил на нее револьвер и нажал на спуск!

– Благодаря последнему обстоятельству у меня есть причина оставить его под арестом. Покушение на убийство – это серьезно. Правда, он утверждает, что выхватил револьвер инстинктивно, потому что привык реагировать на нападение не задумываясь… На остальные вопросы отвечать отказался, сославшись на сильную боль в переносице. Между прочим, по заключению нашего врача, у него действительно сломан нос.

Максимов бросил взгляд на свою правую руку, на которой лежала маленькая ладошка Аниты.

– Я вынужден был оставить его в покое, – уныло говорил Ранке, приложив, подобно компрессу, платок к взопревшей лысине. – Он будет изображать из себя страдальца, пока не придумает объяснения всем своим странным поступкам, в которых мы можем его уличить. Скажет, например, что собрался после ухода из спорта податься в актеры и на досуге упражнялся в искусстве перевоплощения – потому и напялил на себя костюм извозчика.

– Это же смешно! – сердитым тоном сказал Максимов.

– Не спорю. Однако любая нелепость будет иметь право на существование, пока мы не сумеем ее опровергнуть. Хаффман, как я успел убедиться, умен и чертовски хитер. К тому же он рассчитывает на поддержку британских дипломатов.

– Его нельзя выпускать!

– Сейчас он упрятан надежно. Что бы ни случилось, ближайшие два-три дня ему придется провести под арестом, я об этом позабочусь. А вот что делать дальше – ума не приложу. Как бы мне не оказаться в дураках, мадам. – И Ранке заискивающе посмотрел на Аниту, ожидая от нее совета.